– Просто потому, что мы не стали сниматься в кино?
– Ага. Не стали снимать все свои аферы, а Фло не стала снимать так же ещё и свои, отдельные от вашей четвёрки.
– Обалдеть…
Од раскурила две сигареты и одну протянула Рошель. «Звукорежиссер» Рон протянул всем троим готовые повестки о сотрудничестве со следствием и явке в понедельник, 27-го, в 10:00 по указанному адресу. Чтобы им было удобно поставить свои подписи, он подложил планшет.
– Последний вопрос.
– Да.
– А Лефак? Он в курсе?
– Да, Лефак в курсе. Покочевряжился малёк, но некоторые проступки в США не имеют срока давности, так что ему пришлось согласиться и подыграть нам. Просто не мешать работать. Ему даже льстило, по-моему, что про него, а-ха-ха-ха-ха, британцы снимают кино! Этот старый паскудник так вжился в роль, что и сам поверил.
В контейнеры были сложены костюмы, маски и факельные связки фейерверков, в отдельные пакеты криминалисты в резиновых перчатках упаковали армированные перчатки, костюм и маску Фло и её мастерски изготовленный газовый мини-ган, предварительно фотограф бригады снял оружие на асфальте, куда она его отшвырнула.
В скорую погрузили молча смотревшего перед собой Маню. Мадам Виго, что-то говорившая доктору, оглянулась, и Марин подошла к ней.
– Оставила два сообщения уже на автоответчике, но трубку не берут. Ты тоже позвони ещё, хорошо?
– Хорошо… А вы?
– Я съезжу с ним и потом возьму такси, приеду домой.
– Ну уж нет! Я поеду с вами, – решительно сказала Марин. – Дада, иди сюда!
Очень худой высокий юноша застенчиво подошёл к ним.
– Тётя Аня, это мой друг Даниэль. Дада, это сестра моей бабушки, мадам Виго.
– Очень приятно, мадам…
– Было бы много приятнее просто скучно познакомиться у нас дома и пить чай, – горько сказала мадам Виго, потрепав парнишку по руке.
– Вот, мы доверим Лью Даниэлю, а я поеду с вами. Пойдёмте.
Мадам Виго с сомнением взглянула на приятеля Марин: можно ли ему доверить Лью? Сколько уже потрясений за один сегодняшний день перенёс бедный старичок.
– Ой. Кажется, он продрог? Я могу набросить свой свитер, можно?
И мадам Виго растаяла. Она кивнула и протянула юноше колечко для пальца на верхушке клетки. Дада стащил с себя чёрно-серый растянутый свитер и накрыл попугая.
– Не волнуйтесь.
– Мы не волнуемся, вот ключи от моей студии, дорогу ты знаешь. Ждите нас там.
– Ладно.
Марин поддержала локоть тёти Ани, когда та взбиралась на высокую ступень кареты скорой помощи, и вспрыгнула сама. Дада смотрел, как медбрат закрывает дверцы машины, и думал: я вот ношусь со своим одиночеством, а им каково?
Белые волосы ярко светились в окошке, потом карета свернула за тёмные азалии, и Дада с Лью поехали домой.
Перед тем как отбыть, бригады машин, увозившие тело Виски и грузного, мрачно смотревшего в небо старика, посовещались между собой, и к Беке подошли врач и полицейский.
Она ответила на вопросы и оставила свои данные, чтобы с ней могли связаться. Пока она отвечала, врач проворно проверила её пульс, заглянула в глаза.
– Мадам, вы доберётесь до дома сами? Есть кто-то, кому мы можем позвонить, чтобы за вами приехали? Есть, кто побудет с вами эту ночь?
– Да. Да-да, спасибо. Я живу тут рядом. И дома полно народа… сестра.
– Это телефон круглосуточной службы психологической помощи. Позвоните, если понадобится.
– Спасибо.
Врач повернулась к полицейскому, ловко усаживаясь на место рядом с водителем:
– Толку от неё сейчас всё равно не будет.
– Понял.
И Беке осталась одна.
Ночной парк тёмен и пуст. Только дорожки ещё немного светятся, едва проступая в ровной темноте, как выделяются на руке линии, по которым любят гадать цыганки и хироманты. И если бы на них сейчас можно было взглянуть с небольшой высоты, стало бы очевидным, как раскрытая левая ладонь, что мистеру Хинчу досталась линия Сердца, – верхняя, крайняя к ограде пальцев дорожка; Виски и Беке, обнявшись, шли по линии Судьбы, когда на пересечении с линией Ума столкнулись с фигурами в масках; ну а Маню и мадам Виго пришли к Карусели, которая, конечно, была на линии Жизни. И теперь, когда парк опустел и ночь совсем поглотила его, могло показаться, что просто рука сжалась, ладонь закрылась – до следующих встреч следующих людей всё на тех же линиях. Или что парк улетел – со всеми своими деревьями и невидимыми обитателями.
Они сидели в вестибюле огромного госпиталя и ждали того, чей номер был выгравирован на браслете и на чьём автоответчике оставили уже три сообщения.
– Да. Это он и есть, Эммануэль – человек, за которым я приехала, любовь к которому придала мне и сил, и смелости. Я была уверена, что найду его.
– Фантастика! – восхитилась Марин, впервые услышав историю тёти Ани без купюр. – До сих пор поверить не могу, что такое оказалось возможно!
– Нет, конечно. Абсолютно невозможно. И тем не менее это чудо со мной произошло…
– Но куда же вы делись тогда? Когда убежали с гаврского пляжа?!
– Я приехала в Париж.
– Ну а в Париже? Вы же никого не знали!
– Не скажи, – улыбнулась тётя Аня. – У меня был один знакомый, открывавший если не все, то многие двери.
– Кто?! – выдохнула Марин.
Мадам Виго подумала: забавная она, эта Марина. Юная, наивная, чего ей, наверное, стоит изображать вековую мудрость и сдержанность.
– Да нет, я просто пошла в русскую церковь. И там мне сразу помогли найти тётку и брата: вдову маминого брата Александра – «пёсика-братика», и его сына. То есть моего кузена. Вот и всё.
– Невероятно…
– Да.
– А Лизончик?
– Что Лизончик?
– Как вы узнали про детей, Тбилиси, внуков?
– О, я попросила одного русского, из литературной среды – помогала ему с переводами, – когда он уже вернётся в Москву, отправить ей подарок. И не стала ничего писать, по-прежнему не верю никаким советским властям.
– А что за подарок?.. Если можно, конечно, спросить.
– Халат. Безумный опереточных халат, очень похожий на тёти-Сонин.
– Халат?! Аха-ха-ха! Вот это да! Интересно, она догадалась?
– Конечно, догадалась. Когда тот же человек приехал в следующий раз в Париж, он передал мне фотографию. И я узнала, что она всё поняла. Дальше мы просто стали сообщаться через третьи руки.
– А что было на фотографии?
– Лизончик приготовила и сфотографировала для меня пюре и две котлетки.
