Я вожу глазами по себе, улыбаюсь себе, наконец нравлюсь себе, у меня внимательный взгляд и улыбка с углами губ вверх, как я люблю. С состраданием и утешением все эти «я» наблюдают мой предсмертный восторг, и внезапно я понимаю, что весь мир, который я сейчас покидаю, – был я. Каждый человек, которого я встретила за свою жизнь, был я, и каждый прохожий, и попутчики в поездах и самолётах, и те, кто летел другими рейсами, – это тоже всё была я, ими я жила свои миллионы вариантов жизни, какими бы они ни оказывались, все и каждая были – моей. Я-они проживала жизнь, как если бы я родилась королевой Англии, неграмотным коневодом со слепой лошадкой в шахте, Рудольфом Нуреевым, санитаркой на поле Первой мировой войны или рукой солдата, оставшейся на этом поле, всеми пятью детьми русского царя, заколотыми моими штыками – мной – убийцами в ипатъевском подвале, все и всё было мной! – в мире, который сейчас со мной вместе уходит отсюда. Каждый мой любовник уж тем более был мной, и мои родители, и все мои предки были я, мои подруги, собутыльники, ненавистники или друзья, соотечественники, современники, и мои исторически недосягаемые родные единомышленники…
Все они были мной, а я – ими. Я в этих окружающих меня сияющих сотах окон киваю: наконец я признала себя. Жизнь – то, чего не было. А теперь есть, и происходит – нами. Моя жизнь – то, чего без меня не было! А теперь есть и происходит – мной. Наша жизнь – твоя! – то, чего не было без тебя, до тебя, а теперь есть и происходит – тобой.
Тобой происходит Жизнь… Жизнь живёт нами!
Если это понять, о если бы только понять это в полной мере!..
Все я в окладах сияющих окон улыбаюсь, с какой любовью я смотрю на себя и с какой любовью себя вижу.
И я улыбаюсь тоже.
Мой убийственный спаситель ослабил объятие, и я могу повернуться, чтобы увидеть его.
Но это уже ни к чему: ведь я теперь знаю, кто это.
Париж, 2015-2017
Необходимые благодарности и примечания, а также не вошедшие в окончательный вариант рукописи эпиграфы
Благодарность дочери Аглае, первому ревностному читателю, другу, помощнику и музе, и старой таксе Фене, моей нежной дуэнье и собаке моей покойной матери.
Благодарность за дружбу, выраженную самыми разными словами, чувствами и действиями поддержки: Вере Крючковой, Светлане Злобиной-Кутявиной, Алле Пахомовой, Наталье Поленовой, Кате Каменевой, Дюке Бруни, Ольге Эйгенсон, Томе Шевляковой, Борису Симонову, Е. С, Максиму Костюкову, Александру Зейналову, Пьеру Дозу и Илье Осколкову-Ценциперу
Благодарность Людмиле Улицкой и Александру Бондареву за удивительное участие в судьбе романа.
Вечная благодарность Франции, в начале XX века принявшей около двух миллионов русских беженцев.
Благодарность Парижу, по-прежнему вызывающему в людях любовь.
«Быть счастливым в Париже почти невозможно».
– Луи-Себастьян Мерсъе, «Картины Парижа»
«Со свободой, книгами, цветами и луной, – кто не был бы счастлив?»
– Оскар Уайлд, «De profundis»
«Единственная разница в том, как к вам повернулось то, что вы видите. Оно к вам уже повернулось именно так, и после этого интерпретируйте, сколько вам угодно».
– VB (LW)
«И ещё многим другим я служил экраном, улавливающим какую-то часть их излучения».
– Борис Кузин, «Экран»
«Моя ли вина, что я не цветок, а пламя».
– Леонардо да Винчи, «Мотылёк и пламя».
It's now or never,
come hold me tight
Kiss me my darling,
be mine tonight
Tomorrow will be too late.
– Элвис Пресли
