В свою очередь, энергия социальной централизации, которая может связать одного человека с другим и заставить обоих действовать ради общей цели, все равно считается второстепенной в сравнении с энергией вселенского Центра в космической сфере существования, которого (как говорят) даже человек исключительной мудрости (то есть философ или мистик) очень редко способен достичь. Диапазон этой энергии, проистекающей от гармоничного Центра самой жизни, близок к бесконечности, и по своей сути она считается совершенной, в равной мере наделяющей жизнью все и вся.
Социальный Центр и его энергия могут быть позитивными и таким образом служить на благо человеку, но они также могут быть негативными и использоваться во вред ему (к примеру, на войне или в простой социальной эксплуатации). Индивидуальный Центр и его координированная энергия могут быть позитивными и помогать человеку жить и действовать, но они также могут быть негативными и в крайней степени эгоцентричными, вплоть до глупой попытки отделить себя от остальной части мироздания (единственной сферы, где это ограниченное я может жить и развиваться). Однако космический, вселенский Центр, как и его созидательная энергия, может быть только позитивным в силу его безраздельной щедрости и ничем не ограниченного излучения энергии во всех направлениях и во всех формах. Очень редко человек может надеяться совместить эти три Центра и получить доступ к общему потоку их скоординированных энергий. По большей части человек способен достичь лишь одного из низших уровней и развить эту специализированную форму централизации и распространения энергии, останавливаясь на пороге бесконечности, часто не умея или не желая сделать последний, критический шаг.
Открытие координированной энергии (превосходящей специализированную энергию мышечной системы), которую можно освободить за счет централизации внимания в нижней части живота, было лишь предварительным шагом на пути к ее укрощению и дальнейшему использованию. Соответственно, на Востоке появилось бесчисленное количество школ развития, которые, от Индии до Китая, от Тибета до Японии, продолжали исследовать (многие исследуют и сегодня) диапазон возможностей этой энергии, степень ее мощи, методы ее применения и приемы для ее развития. Как и можно было ожидать, диапазон этих методов является весьма значительным как по разнообразию, так и по глубине. И, подобно ее источнику (хара), координированную энергию, ки, можно вырабатывать и контролировать при помощи специальных упражнений, отличающихся удивительным разнообразием – каждое из них настолько же специализировано, как и та цель, достижению которой эта энергия должна способствовать. Но все они, помимо медитации и концентрации, включают фундаментальное упражнение на развитие брюшного дыхания, необходимого для развития и контроля ки. В древних текстах доктрины ки само это слово переводилось как «воздух», «атмосфера», «дыхание». Доктрина была главным источником для метафизических и интеллектуальных спекуляций для индийских, китайских, тибетских и японских ученых, философов, религиозных лидеров; она также была принята школами физического благополучия, среди которых выделялись школы китайской медицины, танцев и оздоровительной гимнастики. Эта энергия также использовалась в различных искусствах и ремеслах, чтобы вдохнуть жизненную силу человека в его образные и неустойчивые творения. И наконец, она использовалась почти всеми важными школами будзюцу.
Применение харагэй
Эти две концепции (хара, как точка централизации и интеграции, и ки, как централизованная, распространяющаяся энергия) нашли свое самое полное выражение в искусстве, известном в Японии как харагэй; в свою очередь, его теория и практика применялись в попытках преодолеть комплексные проблемы существования. Результаты часто были просто удивительными. Многие из величайших духовных лидеров Востока демонстрировали в своей жизни, так же как и в своих работах, возвышенную оторванность от давления мирских событий и страстей, воспринимая и оценивая реальность с непреходящим спокойствием и ясностью. Основной характеристикой такого восприятия, помимо понимания важности любого аспекта мироздания, очевидно, являлась широта взгляда, позволявшая им охватывать многочисленные аспекты каждого феномена и исследовать различные сферы человеческого существования с уравновешенной и централизованной позиции духовной независимости. Эта позиция представляет собой резкий контраст с узким, односторонним и предвзятым взглядом децентрализованного человека, способного воспринимать лишь то, что находится очень близко к нему или в пределах прямой досягаемости, – его поле зрения сильно ограниченно.
Как говорят, жизненная энергия этих «мудрых людей» вызывала восхищение, и харагэй считается одной из главных причин, позволявших даже самым старым из них сохранять здравый рассудок и до конца своей жизни активно участвовать в различных аспектах человеческой деятельности. Харагэй также часто приводится в качестве объяснения их стремления к определенным целям с неослабевающей и непоколебимой решительностью. Харагэй, который практиковали знаменитый аскеты и духовные лидеры монастырей в феодальной Японии, считается ответственным и за то полное безразличие к смерти (от огня или меча), которое многие монахи демонстрировали воинам Нобунага и Хидэёси. Присутствующих при этом буси, вполне естественно, восхитила такая демонстрация хладнокровия, и они интерпретировали его как презрение к смерти, а значит, и непоколебимую отвагу. Однако многие аскеты считали и презрение, и отвагу эмоциональными реакциями, являющимися как таковые формами выражения глубоко укоренившейся (и нежелательной) взаимосвязи с отдельными аспектами реальности, которую «мудрый человек» должен преодолеть. Безразличие, демонстрировавшееся такими людьми, было полной отрешенностью от той реальности, которая словно бы вечно вибрирует между такими противоположными явлениями, как жизнь и смерть, свет и темнота, радость и горе, мгновение и вечность. Для подлинного аскета реальность, по сути, однообразна, она всегда одна и та же; таким образом, во всеобщем масштабе вещей и явлений смерть от огня или меча по своей сути ничем не отличается от любого другого вида смерти, в том числе и мирного перехода в преклонном возрасте от сна к вечности. И смерть является такой же частью жизни, как любая другая из ее граней.
Таким образом, эта теория состоит из следующих ядер: равновесие, интеграция, невозмутимость и гармония – идеалы, которые человек Востока разделял с человеком западной культуры с незапамятных времен. Оба стремились к ним, хотя и различными путями, но при этом редко осознавали полностью истинное значение данной теории, и еще реже им удавалось жить в строгом соответствии с ее принципами. Обычно человек брал от теории харагэй те концепции, которые помогали ему удовлетворить конкретные, насущные потребности, оставляя для мудрецов (rara avis в любую эпоху) задачу ее понимания во всей комплексной полноте жизни в соответствии с ее самыми всеобъемлющими предписаниями. При таком условии все люди воспринимаются на одном уровне беспристрастного спокойствия, просто как человеческие существа – независимо от их этических, культурных или социальных особенностей и функций. Возможно, сами структурные ограничения человека делали идеал харагэй достижимым лишь в сильно разбавленных или модифицированных формах.
