Она еще раз осмотрела себя в зеркало, поправила волосы и пошла в кухню.
Окунев уже накрыл завтрак на двоих. Оделся. Стянул с себя передник и сидел у стола, не притрагиваясь к еде. С опущенной головой и зажатыми между коленей руками – как будто молился.
Оля обошла стол и уселась туда, где он поставил для нее тарелку и разложил приборы.
Окунев на нее не смотрел.
– Что у нас на завтрак? – нарушила она тишину.
Он медленно поднял голову и грустно улыбнулся:
– На завтрак у нас, Ольга, жареный картофель с остатками вчерашней утки. Свежий салат и…
– И что еще? – заинтересовалась она. На столе не было ничего, кроме того, что он перечислил.
– Еще звонок друга! На завтрак у нас с вами, Ольга, звонок друга.
Кажется, он едва слышно выругался. Не грязно, нет, но все же выругался.
– Что за друг? – спросила Оля, принимаясь за завтрак.
Она вдруг почувствовала, что дико голодна. А пожаренная им картошка, между прочим, пахла просто восхитительно. И салат был очень красиво нарезан и разложен на плоской тарелке. Она уже жевала, а Окунев почему-то медлил, покручивая в правой руке чистую вилку.
– Что? – Она остановилась и глянула на него. Быстро прожевала, проглотила. – Что случилось, Георгий?
– Звонок друга! – выпалил он с раздражением.
Воткнул вилку в самый жирный кусок утки и швырнул себе на тарелку. Глянул на Олю исподлобья и поинтересовался:
– Знаете, кто звонил?
– Нет. Но могу предположить. – Она наморщила лоб, будто размышляла. – Степа?
– Ух ты! Да вы просто… – Он усмехнулся. – Если вас уволят, пойдете работать в мой отдел?
– Меня не возьмут, – буркнула она.
– Почему?
– Вспомните о моем происхождении, гражданин Окунев. – Оля цапнула с тарелки утиное крылышко. – Мой папашка лихо чистил ювелирные лавки, а потом плавно переключился на банки! Надо же, жила себе и не знала, что я дочь знаменитого вора-рецидивиста! Интересно, а кличка у него какая-нибудь была? Как его называли в преступном мире?
– Золотой. – Мрачно глянул на нее Окунев. – Его погоняло в преступном мире было Золотой.
– Ух ты! – Оля сощурилась. – Вы же сказали, что ничего о нем не знаете?
– Не знал, Степа сейчас просветил. Позвонил, спросил, где я и что нового у меня есть по убийству его отца.
– И вы сказали, что ночевали у меня? – Оля уронила вилку на стол.
– Что ночевал – не сказал. Но где я сейчас – да. Он едет сюда, – без особой радости закончил Окунев. – Кстати, Степа мне и сказал, что Виктор Деревнин был известен в преступных кругах как Золотой. Он так обращался к каждому – «золотой ты мой». Само собой, в молодости любил бомбить ювелирные салоны. И брал в основном золото.
– Когда вы только все успеваете! – Оля встала из-за стола.
Аппетит пропал. И наряд, который она выбирала тщательно и с удовольствием, показался неуместным.
Кому есть дело до ее атласных туфелек? Налицо конфликт интересов двух бывших друзей. И предмет конфликта даже не она, а прошлое ее отца!
Окунев ведет дело о гибели ее жениха Вадима Синева и Ивана Галкина, который ее персоной явно интересовался. Наверняка он считает, что ей что-то может быть известно.
Степан Галкин тоже заинтересован в результатах расследования. Погиб его отец! Совсем недавно он был у нее и мог что-то ему рассказать – о самом визите и о том, что ему предшествовало.
А она вырядилась. Дура.
Надо было переодеться, и Оля даже пошла из кухни, на ходу поблагодарив Окунева за завтрак. Но до спальни не дошла: в дверь позвонили. Снова в дверь! Кому, скажите, тогда нужна железная дверь подъезда с кодовым замком? Ее как будто не существует для мужчин, которые к ней зачастили в последнее время.
– Доброе утро, Ольга. Я войду?
Степан, лица которого она не помнила, не дождался разрешения и вошел. Оля даже кивнуть ему не успела, как он уже снимал яркий модный пуховик, она видела такой в рекламе по телевизору. Очистил от снега замшевые ботинки и, не разуваясь, пошел в кухню. Знал, что Окунев там: от входа в дверном проеме кухни была видна его широкая спина, обтянутая черным джемпером.
– Вот скажи мне, друг, что ты здесь делаешь? – с напором спросил Степа Галкин, даже не протянув руки Окуневу.
Встал на расстоянии пары метров от стола, подбоченился, нехорошо уставился на Георгия. И снова с напором:
– Что ты здесь делаешь в такое утро? Да еще за столом! Красиво, не правда ли? Да, Жора?
Оля вернулась в кухню, замерла. Наконец ей представилась возможность рассмотреть этого Степана как следует.
Да, он явно хорош, Алла Ивановна не соврала. Высокие скулы, яркий рот, красивый нос, который не испортил бы даже женщину. Глаза удивительного цвета. Цвет штормового моря, блеск отполированной стали – как еще их описать? Ресницы темные, длинные, пушистые. Гладко выбритый череп тоже его не портил, скорее наоборот – сообщал внешности что-то экзотическое.
Высокий, выше Окунева и гораздо выше своего отца. Тоньше, чем Георгий, в кости, но от этого не кажется слабее. Наоборот, в его изящной гибкости чувствовалась дикая сила. Опасная сила, решила она, вдоволь на него насмотревшись.
– Повторяю вопрос: что ты здесь делаешь? Извините, Оля, ради бога, извините! Вчера вечером под колесами машины погиб мой отец.
– Я в курсе, – кивнула она. – Георгий, собственно, из-за этого пришел.
– О как! Работает, стало быть? – Степан с ухмылкой оглядел накрытый стол. – И попутно угощается? Ты здесь с ночи, Жора, я угадал? Я звонил твоей матери, она сказала, что ты не ночевал дома. Можно полюбопытствовать, куда ты отправился с места происшествия? Сюда, да? К Ольге?
Георгий обернулся, глянул на Ольгу и как-то так склонил голову, что она прочла в этой позе: «а я предупреждал».
– Ну ты, Жора…
Губы Степана плотно сжались, он тяжело дышал. Что его так корежит – от горя или по причине задетого самолюбия? Она решила, что пора вмешаться.
– Степан, минуточку внимания.
Она медленно вышла на середину кухни, даже не подозревая, какой выглядит красавицей в своем длинном платье василькового цвета с ярко-желтой отделкой. И туфельки атласные оказались кстати. И красивая прическа, над которой она минут двадцать трудилась.
Мужчины уставились на нее. Степан еще плотнее стиснул губы. Взгляд Георгия сделался невеселым и каким-то глубоким, как будто он принимал трудное и важное для себя решение. Как будто заранее знал, что проиграет, но уступать был не намерен.
– Я вправе принимать у себя дома кого хочу и когда хочу, это информация для вас, Степан, – холодно кивнула она гостю. – И угощать могу кого хочу. Вам понятно?
