– Кто все? – Она повернула голову, царственное презрение к миру вернулось, как будто это не она умоляла его минуту назад о милости, как последняя нищенка. – Что ищут?
– А я знаю? – огрызнулся он, поняв, что сказал не то, что нужно, и мать ему этого теперь не простит. – В квартире Ольги Волгиной всем что-то нужно! Сначала ее жених там поселился, думаю, чтобы ощупать каждый угол. Теперь еще двое умников отправили ее на больничную койку и шарят там в доме. Вот что им, интересно, нужно? Что там искать? И что мы искали здесь, у отца? Какие-то, честное слово, нелепые головоломки! Бред сплошной!..
– Не ной, Степа, – остановила она его голосом, от которого у него с детства щемило в желудке. – Во всем есть смысл, запомни. Во всем!
– Да? И в чем смысл обысков квартиры Волгиной? Я был там, в ее доме. Там нет сумок с награбленным добром, нет сейфа с деньгами и драгоценностями. Картин дорогих на стенах тоже нет – там вообще ни одной картины. Что они могли там все искать?
– Ой, вот здесь как раз никаких загадок, – раздраженно отмахнулась мать. – Все ищут бриллианты, след которых затерялся много лет назад. Бриллианты, которые украл Деревнин.
– Бриллианты? Но… – Степан запнулся и снова несколько минут внимательно разглядывал мать, как будто только что с ней познакомился. – Хорошо, допустим. У нее в квартире все ищут бриллианты. Но мы-то с тобой что искали у отца?
– Не знаю, что искал ты, а я тоже искала бриллианты, – неожиданно развеселилась мать.
– Бриллианты, здесь? Но с какой стати?
Он даже зажмурился, потому что показалось, что это дурацкий сон. Сейчас он откроет глаза, и все исчезнет. И нарядная новенькая кухня его покойного отца, непонятно на какие деньги купленная. И мать с ее невыносимыми откровениями, от которых у него взрывается мозг. Может, он все-таки отморозил башку, пока ее ждал, и все, что он сейчас слышит и видит, – это мираж?
Он просто болен и бредит.
– Я искала бриллианты в этой квартире, потому что думала, что Ваня их наконец нашел. И все, довольно вопросов. Нам пора!
Она быстро поднялась. Стащила со спинки стула свою шубу. Не дожидаясь его помощи, изящным движением накинула ее на плечи. И пошла из кухни, на ходу повелительно тронув его за плечо, чтобы не засиживался. Она была без водителя, и все ее покупки остались в его машине. А это веская причина дожидаться, пока он отойдет от потрясения.
Они одновременно вышли из квартиры. Степа запер незнакомую дверь. Молча спустились на первый этаж. Молча дошли по улице до стоянки, где Степа припарковал машину. Он открыл ей пассажирскую дверь, помог забраться. Сел рядом, завел машину, покосился на мать. Вид у нее был такой суровый, что с вопросами нечего было и соваться. Но он все равно не выдержал.
– Я так и не понял, ма…
Она демонстративно молчала, поглаживая дорогой мех шубы, укутавшей ее колени.
– Не понял, почему ты сказала, что он их наконец-то нашел. Он что, их искал?
– Да, – нехотя ответила она. Помолчала минуту и проговорила с ненавистью: – Все пятнадцать лет он искал эти чертовы бриллианты!
– Но почему? – Он убей не понимал.
– Потому что, Степа, – она глубоко вздохнула и с силой выдохнула, надув губы, – потому что бриллианты, которые украл Деревнин, принадлежали твоему отцу.
Глава 15
– Вам назначено?
Пожилая женщина в форменной одежде домработницы – серое платье, белый передник – смерила Окунева отвратительно равнодушным взглядом. Даже немного презрительным. Сначала оглядела его с ног до головы. Отметила его недорогие ботинки на толстой подошве, толстую куртку, купленную на распродаже. Тихо вздохнула, сделала пустое лицо, чтобы не демонстрировать пренебрежение так откровенно, и спросила:
– Вам назначено?
– Что значит назначено? – взвился он сразу.
Мысленно тут же заступился и за ботинки свои, в которых у него ни разу не отмерзли ноги, даже в самый лютый мороз. Однажды, правда, прихватило мизинцы, но он тогда пару часов на улице провел в тридцатиградусный мороз. И за куртку свою заступился, в которой можно запросто час на снегу проваляться, и ничего.
– Что значит назначено? – повторил он жестко голосом и полез за удостоверением. – Здесь что, офис? Это частный дом!..
– Вот именно! – с нажимом проговорила домработница. – Частный дом, а вы прете, как…
Она запнулась, увидав удостоверение. Даже побледнела немного, что не могло не радовать.
Так-то. Нечего здесь выпендриваться.
Все-таки она понимала, где работает, поэтому справилась с замешательством достаточно быстро. Но продолжала стоять на пороге, перегораживая ему дорогу в дом.
– Вынуждена повторить, господин полицейский: вам назначено?
Окунев чуть зубы не сточил друг о друга от бешенства. Закатил глаза, резко дернул молнию на толстой куртке и полез в карман за телефоном. Набрал номер. Ответили ему сразу.
– Алло, Игнат Иванович? Я ничего не путаю: вы были заинтересованы в нашей встрече, так? Ага. Тогда скажите, почему я уже десять минут не могу к вам попасть? Топчусь на пороге и… Понял. Передаю трубку.
Он невежливо сунул домработнице свой телефон под самое ухо. С удовольствием понаблюдал, как по ее лицу расползаются пятна. Она суетливо отступила в сторону, пропуская его внутрь, и он бросил на ходу:
– То-то же!
– Вы можете оставить вещи здесь, – пискнула мадам домработница ему в спину.
Он даже внимания не обратил. Пошел сразу на второй этаж, куда пригласил хозяин дома. Оставлять куртку под присмотром этой женщины он поостерегся. Мало ли, может, она по карманам станет шарить. А у него там чего только нет: визитки с номерами телефонов, мамин рецепт на лекарство, телефон банка, которому в свое время задолжала Лилия Угарова, написанный от руки на бумажке.
Зачем ему этот номер? А ни за чем, просто пообещал позвонить туда и поинтересоваться насчет их бывшей заемщицы. Все ли в порядке с ее погашенным долгом? Не остались ли на счете три копейки, превратившиеся в тысячи?
Зачем? А ни за чем. Он просто ей обещал и сделал. Ничего она не должна.
Он поднялся по витой лестнице на второй этаж. Пожалел, что он сейчас не в грязных ботинках. Прошел в своих чистых по устилающему коридор пушистому ковру. Добрался до приветливо распахнутой двери в хозяйский кабинет. Для порядка стукнул костяшкой пальца в притолоку и вошел.
– Добрый день! Добрый день, дорогой Георгий Михайлович! – Хозяин, фальшиво улыбаясь, полез из-за широкого стола и двинулся ему навстречу.
Окунев точно знал, что Игнату Ивановичу Володину шестьдесят пять лет – сверялся с его данными, перед тем как навестить. Но если бы не знал, ни за что не дал бы ему столько. Моложавый, стройный, крепкий. Седая шевелюра без намека на залысины. Внимательно отслеживающие каждый жест гостя глаза, гладко выбритые щеки, тонкогубый рот. Рукопожатие крепкое, достойное мужчины.
