Как ни странно, эти трактовки пользуются спросом, о чем свидетельствуют две последние американские стратегии национальной безопасности
[31]. Сильная внутренняя экономика в долгосрочной перспективе остается, разумеется, принципиальным условием мирового влияния любой страны, и Соединенные Штаты тут ничем не выделяются. История не содержит позитивных примеров, когда какая-либо страна надолго позволяла своим геополитическим амбициям опережать собственные экономические возможности. Это своего рода универсальный закон, если таковые существуют в политике. Подобно физическим законам природы, исключений он не допускает: для великих держав экономические ограничения не менее реальны в условиях геополитического давления, чем для любой другой страны.
Эти и прочие ранние трактовки геоэкономики полезны, однако они страдают неполнотой. Поразительно, что ни одно из существующих (и зафиксированных в письменной форме) определений геоэкономики не обращает внимания на тот феномен, который, являясь сугубо эмпирическим, несет главную ответственность, как представляется, за современное возрождение концепции: речь об использовании экономических инструментов для достижения позитивных геополитических результатов. Несмотря на всеобщую увлеченность мировым финансовым кризисом и его геополитическими последствиями (а также на нарастающую потребность поместить внешнюю политику США в контекст внутренних экономических интересов страны), никто не торопится обсуждать, каким образом, в каких случаях и насколько хорошо государства используют экономические рычаги как инструменты государственного управления; эти вопросы фактически игнорируются исследователями и политиками
[32].
Учитывая вышеизложенное, мы настоятельно рекомендуем следующее определение геоэкономики:
ГЕОЭКОНОМИКА – использование экономических инструментов для реализации и отстаивания национальных интересов и достижения позитивных геополитических результатов, а также последствия экономических действий других стран для геополитических целей данной страны.
Исходя из этого понимания, геоэкономика выступает как метод анализа и как форма государственного управления
[33]. Первый аспект этого трехкомпонентного определения («использование экономических инструментов для реализации и отстаивания национальных интересов») сопоставим с традиционным восприятием идеи о том, что внутренняя экономическая мощь способствует распространению американского влияния в мире – по крайней мере в теории. Этот аспект важен и осознается
[34].
Точно так же последний аспект нашего определения геоэкономики («последствия экономических действий других стран для геополитических целей данной страны»), исторически остававшийся в небрежении, если сравнивать с другими факторами международных отношений, сегодня вызывает возрастающее внимание. Во многом это объясняется возрождением международной политической экономии
[35]. Но в большинстве работ подобного рода основной упор по-прежнему делается на системный уровень, а не на уровень национального государства, в попытках объяснить, как крупные экономические явления – глобализация, например, – способны повлиять на многосторонние институты. За рядом нескольких важных исключений нынешние дискуссии в пространстве международной политической экономики продолжают игнорировать «прикладные» вопросы проецирования силы и управления отношениями между национальными государствами. Словом, невзирая на определенные позитивные сдвиги, Алан Добсон совершенно справедливо говорит, что «экономические материи до сих пор нередко ютятся между политическими и дипломатическими факторами»
[36].
Посему, возможно, не должно вызывать удивления то обстоятельство, что роль экономических явлений в формировании геополитических результатов обычно недооценивается в большинстве пресс-комментариев и обсуждений сегодняшних проблем внешней политики. При всем разнообразии споров и мнений относительно причин и катализаторов кризиса на Украине в 2014 году, например, мало кто подчеркивал роль международной кредитно-денежной политики в усугублении тяжелой экономической ситуации страны, переросшей в итоге в полномасштабный кризис. «Финансовые проблемы Украины накапливались на протяжении многих лет, – поясняет Бенн Стейл, историк экономики и сотрудник Совета по международным отношениям
[37]. – Но именно сама перспектива того, что ФРС США будет с каждым месяцем выделять рынку все меньше новых долларов, существенно увеличила стоимость пролонгации обязательств… и эта стоимость превзошла возможности Киева платить… Остальное – уже история»
[38]. Стейл правильно отмечает: аналитики во многом «упускают из виду тот факт, что решение ФРС сыграло важнейшую роль в свержении Януковича и в дальнейшем хаосе»
[39].
