— Ой, извините, пожалуйста! — словно бы спохватившись, снова заговорила Катя. — Можно мне тоже попить?
— Да пей ради Бога, — отмахнулся художник. — Вот чайник. Вот стаканы. Бери и наливай.
— Спасибо! — так горячо поблагодарила
Катя, словно хозяин ей предложил по меньшей мере живую воду.
— Кстати, — вмешалась Таня. — Мы даже не знаем, как вас зовут.
— Максим Леонидович, — представился художник.
— А я Таня, — ответила девочка. — А это Катя, — указала она на подругу.
Катя на нее очень выразительно посмотрела. Таня немедленно ее поняла. Представлять художнику мальчиков не следовало. Во всяком случае, пока не вернулся Олег.
— Максим Леонидович! — с мольбою простерла она к нему руки. — Я совсем про кулон забыла. Не попадался он вам? Такой золотой. Гладкий. В форме сердечка. Он раскрывается, а внутрь можно вставить фотографию. Тетя очень обидится, если узнает, что я его потеряла.
— Если бы ты его у меня перед дверью уронила, я бы увидел, — отозвался художник. — Сами-то вы хорошо посмотрели?
— Да мы тут все обшарили, прежде чем вам в дверь позвонить, — заверил Пашков.
— Тогда ничем не могу помочь, — развел руками художник.
— Значит, он у меня на улице потерялся, — вздохнула Таня.
— Ничего. Тетя у тебя, как я понимаю, богатая. На новый кулон раскошелится, — бестактно заметил Максим Леонидович.
Тут он с подозрением оглядел всю компанию.
— А где еще один из ваших?
— Я тут, — послышался из коридора голос Олега. — Я тут у вас ищу это самое… туалет.
— Ну вы прямо как в том анекдоте, — в который раз за короткое время скривил губы в усмешке художник. — Дяденька, дайте попить, а то так есть хочется, что прямо жить негде.
— А чего? Я вообще бы поел, — оживился Женька. — Ой! — это Катя его ткнула в бок.
— Не обращайте внимания! — быстро проговорил Темыч. — Он у нас вечно есть хочет. А мы его ограничиваем. Чтобы не растолстел.
Тут на кухне раздался звонок телефона. Художник подскочил к черному старомодному аппарату и резким движением поднес трубку к уху.
— Да? Это я. Сейчас. Ладно. Секунду… Ребят провожу. Да так… Школьники.
Он опустил трубку на стол.
— Ну вот что, — повернулся он к шестерым друзьям. — Поговорили и хватит. У меня срочное дело.
Он подтолкнул их к выходу. Уже отворяя дверь, художник, словно бы вскользь, произнес:
— А тете своей скажи. Я к ней сам на днях зайду. Как ее зовут?
— Вера Андреевна, — ответила Таня. Олег с удивлением поглядел на девочку.
— Пока, молодежь, — попрощался художник.
Двери квартиры одна за другой захлопнулись. Ребята выбежали на улицу.
— Ну? — посмотрел Женька на-Олега.
— Сперва надо хотя бы со двора выйти, — отвечал тот.
Друзья почти бегом выбрались со двора и устроились на скамейке в соседнем дворике.
— Ну, значит, выскользнул я из кухни… — начал мальчик в очках.
— Это мы знаем, — перебил его Женька. — Ты давай основное.
— Всему свое время, — не согласился Олег. — В общем, сначала я попал к этому Максиму Леонидовичу в спальню. Там ничего интересного. Какой-то платяной шкаф. Дверцы настежь. Одежды внутри кот наплакал.
— Естественно, — фыркнула Катя. — У Максима Леонидовича особый творческий метод.
— И пока он вдыхает новую жизнь в старые формы, одежда изнашивается, — подхватила Таня.
— И постельное белье он, по-моему, уже год не менял, — усмехнулся Олег.
— Ты и в постель к нему слазил? — брезгливо поморщился Тема.
— Очень нужно, — пожал плечами Олег. — Просто она у художника не убрана.
— Сразу видно настоящего творческого человека, — не удержалась от новой колкости Катя.
— Вы лучше слушайте дальше, — снова заговорил Олег. — Сразу за спальней начинается огромная мастерская. Наверное, Максим ее сделал из двух комнат, а может, даже из трех.
— Ну и как тебе его шедевры понравились? — спросили ребята.
— Для Третьяковки и Пушкинского музея не подойдет, — откликнулся мальчик. — А для уличной продажи, наверное, годится. У него этими шедеврами все стены увешаны. Но самое интересное совсем другое…
Олег, выдержав паузу, поглядел на друзей.
— У него там стояло два мольберта. Оба завешаны тряпками. Ну я и поглядел.
— А там? — уставился Женька на Олега.
— Там действительно шедевры, — ответил мальчик. — Вернее, одна картина, по-моему, подлинный шедевр. Там подписано: «Жан Франсуа Шалль».
— Наверное, это французский художник, — сказала Таня. — А что на картине изображено?
— Молодой человек, — принялся пересказывать содержание полотна мальчик. — С ним девушка. Оба в старинных одеждах. А за ними то ли столб, то ли какая-то колонна. А перед колонной и на колонне — кусты. Но самое интересное даже не это, — продолжал Олег. — Понимаете, одна из этих картин старая. А другая ничем от нее не отличается. Кроме того, что недавно написана.
— Откуда ты знаешь, что недавно? — не поняла Катя.
— А чего тут знать, когда на второй картине даже краска еще не высохла. Можешь сама убедиться.
И Олег продемонстрировал Кате испачканный в краске палец.
— Ну и подумаешь, — вмешался Тема. — Может, Максиму кто-нибудь заказал копию этого самого Франсуа.
— Если бы копию, — с победоносным видом взглянул на друзей Олег, — то она бы отличалась форматом. Хоть немного, но отличалась бы, — подчеркнул он. — Так полагается. Копия никогда не должна полностью совпадать с оригиналом.
— И подписи автора оригинала на копии стоять не должно, — вспомнила Таня.
— Вот именно, — продолжал Олег. — А у Максима все совпадает. И формат. И подпись. Наверняка он изготовлял подделку. У него еще в углу мастерской есть огромный стол. А там лежал очень старый холст. Вернее, бывшая картина, с которой наполовину содрали краску.
— Наверное, он просто эту картину реставрирует, — предположил Темыч.
— Не думаю, — покачал головой Олег. — Реставраторы так варварски с живописью не обращаются.
— Я думаю, Максиму зачем-то понадобился старый холст, — сказала Катя.
— Мне тоже так кажется, — согласился Олег.
— Ты хочешь сказать, он изготовляет подделки? — посмотрела на мальчика Таня.
— Чего же он так паршиво живет? — вмешался Пашков. — Если у него хорошо получаются подделки шедевров, их можно за тысячи и миллионы баксов запаривать.
