Так было до недавнего времени. Но в течение последних двух недель имели место 3 факта, вселяющие подозрения, но недостаточные для категорических выводов. Изложу их: 1) В один из докладов начальнику Полевого штаба (дата) возник вопрос о маршруте, которым следовало направлять 2-ю бригаду 5-й стрелковой дивизии, которая перебрасывалась тогда с Восточного фронта на Южный (потом назначение изменено было на Петроград). Бригада была расположена в районе Бирска. Посадка ее на суда долго задерживалась отчасти из-за отсутствия готового тоннажа на Белой, отчасти из не сосредоточения во время самих частей…
[385] Тоннаж был выслан из Казани. М.М. Аржанов стал излагать соображения о преимуществах перевозки этой бригады по железной дороге от Уфы. До Уфы же бригада, по мнению М.М. Аржанова, должна была дойти походным порядком. В этот момент начальник Полевого штаба Ф.В. Костяев стал разговаривать по телефону с т. Склянским. М.М. Аржанов подошел к карте, где нанесено расположение частей по фронтам, стал подсчитывать количество верст от Бирска до Уфы. Меж тем взгляд его был направлен не столько на версты, сколько на нумерацию дивизий, расположенных по фронту. Необходимость подсчета ничем не вызывалась, тем более что точное число верст от Бирска до Уфы было известно М.М. Аржанову и тут же, в разговоре, было лишний раз подсказано ему моим заместителем т. Щукиным, присутствовавшим на докладе. Подозрительность этого случая усугубляется тем, что М.М. Аржанов крайне чуток в отношениях к начальству. Такая бестактность, как созерцание секретнейшей карты в чужом кабинете, да еще начальства, никак не вяжется со всем остальным поведением М.М. Аржановом
[386] в таких условиях. Во всяком случае, следует признать здесь наличие чрезмерного любопытства — предательского или обывательского судить нет данных. Но при взгляде на карту становится так очевидной вся колоссальная важность передачи этих сведений командованию белых — что, может быть, непроизвольно, построения рассудка грешит смешением с боязнью.
В это же время началась переброска 2-й и 3 бригад 2-й стрелковой дивизии из района ст. Чишны (см. Злат. к Царицыну, потом 3 бригада была повернута на Петроград). На этом же докладе дважды, в присутствии т. Щукина, начальник Штаба указал, между прочим, что линия Творино — Царицын не занята противником и, следовательно, движение эшелонов по ней возможно. С эшелонов 2-й бригады по железной дороге маршрутом Чижны — Самара — Сызрань — Пенза — Ртищево — Балашов — Поворино — Царицын (остальные эшелоны — из Самары Волгой до Царицына). При подходе головного эшелона (из 6-ти) к Балашову М.М. Аржанов вдруг отдает распоряжение повернуть эшелоны на Камышин для перегрузки и дальнейшего следования водой. На позднейший вопрос — на каком основании — он ответил, что линия Поворино — Царицын перерезана противником. При дальнейшем объяснении установлено, что он якобы понял отрицательное заявление Ф.В. Костяева в том смысле, что эта линия перерезана. Как он мог понять таким образом совершенно категорическое, не допускающее двух столкновений, двукратное заявление начальника Штаба — остается неясным.
Вся сущность подозрений заключается в том, что (по обстановке) его распоряжение могло пройти незаметным для меня. Его разоблачил случайно помощник начальника 3-го отдела Гавшевский. А положение под Царицыным было таково, что задержка подкреплений полсуток, даже на час, была крайне соблазнительна, ибо грозила революции бедой.
Правда, через полтора суток из Полевого штаба было получено сообщение о перерыве к этому времени линии Поворино — Царицын на участке Серебряково — Арчеда. Эшелоны все равно пришлось повернуть на Камышин. Ранее распоряжение вышло об этом даже удачным
[387]. Но это уже дело случая. Существо подозрений остается в силе.
27 июня — новый аналогичный случай. 25 июня началась, между прочим, переброска 7-й стрелковой дивизии из Воткинска в район Курск — Льгов. К этой дивизии придана и должна была идти вместе с ней отдельная бригада т. Аргира, потом было получено дополнительное распоряжение направить эту отдельную бригаду в район Балашова, двум же бригадам 7-й дивизии следовать прежним назначением М.М. Аржанов известил заместителя наркомпуть т. Маркова об изменении маршрута и направлении всей дивизии в район Балашова. Из просмотра редакции распоряжений об этой перевозке я установил, что их отнюдь нельзя понять в том смысле, что нужно повернуть всю дивизию. Был запрошен Полевой штаб и теперь уже установлены нужные маршруты.
Для всех трех случаев общими чертами являются: некоторая запутанность обстановки — призрачная неясность оперативных распоряжений, мутная водица, дающая возможность формальных отговорок. Непременно крайняя срочность перебросок, когда из Полевого штаба по телефону получились настоятельные указания о том, чтобы «гнать эшелоны вовсю», и когда всякая задержка на час имеет значение.
Я отнюдь не страдаю шпиономанией. Не делаю категорических выводов. Говорю лишь о подозрительности некоторых действий Аржанова.
К этой категории моих наблюдений относятся еще следующие: М.М. Аржанов проявляет чрезмерно большой интерес к оперативным делам и военным секретам.
Всюду, где можно, в поездках, он всем могущим знать кое-что задает вопрос о числе войск, их расположении, производительности патронных заводов и т. д.
В частности, такая его любознательность бросилась в глаза во время последней моей поездки с ним (19–23 июня) на Южный фронт — в связи с сообщениями КПС о катастрофической загруженности узлов Курск — Касторная и невозможности (в силу этого) подвоза подкреплений. Кстати, в эту поездку он ярче всего демонстрировал свою неспособность, глубоко и разумно, руководить делом. Тот же
[388]. Наиболее близко стоящие к нему подчиненные сосредоточивают на себе также много подозрений. Таковы — состоящие для поручений при нем В.В. Ахшарумов и С.М. Танненберг и 2-й помощник начальника 3-го отдела — Юдичев.
Проверить до конца обоснованность подозрений аппаратом комиссаров нет возможности. Об этом я уже говорил.
Крайне слабо поставлена в управлении конспирация военных тайн.
К делу сводок о передвижении войск М.М. Аржанов привлекает чересчур много людей, отношение которых к этому делу является, по меньшей мере, отдаленным. Теперь производится обследование порядка хранения военных тайн.
Это обстоятельство, впрочем, не столько характеризует административную несостоятельность М.М. Аржанова.
В силу ли своей болтливости или намеренно, но всегда с особым удовольствием и длиннотами смакует он неудачи на фронте, недостатки отдельных видных большевиков, в особенности своего начальства, критикует их отдельные неудачные распоряжения. При этом привирает неимоверно. И непременно в присутствии многих. Впрочем, без особой злобы — так, со значительным привкусом сплетен.
