Тин покачала головой:
– Поговорим об этом позже. Ты уже видишь эти военные лагеря?
Шаллан встала на своем месте, прикрывая глаза от солнца, заходящего на западе. На севере она увидела дымку. Сотни костров – нет, тысячи – посылали в небо темноту. У нее перехватило дыхание.
– Мы прибыли.
– Объяви о привале на ночь, – велела Тин, по-прежнему сидя в расслабленной позе.
– Похоже, осталось всего-то пару часов. Можно поднапрячься и…
– И прибыть после наступления темноты, так что все равно придется разбивать лагерь, – перебила Тин. – Лучше явиться утром, свеженькими. Доверься мне.
Шаллан села, подозвала одного из караванщиков, юношу, который шел босиком – ну и страшные у него должны быть мозоли – рядом с караваном. Только старшим дозволялось ехать.
– Спроси у торгмастера Макоба, что он думает о ночном привале, – приказала она юноше.
Тот кивнул и побежал вдоль линии фургонов, мимо неторопливых чуллов.
– Не доверяешь моей оценке? – воскликнула Тин с изумлением.
– Торгмастер Макоб не любит, когда ему навязывают чужую волю, – пояснила Шаллан. – Если привал – хорошая идея, то, возможно, он предложит то же самое. Мне кажется, так лучше управлять.
Тин закрыла глаза, обратив лицо к небу. Она все еще держала одну руку поднятой, рассеянно растирая мох между пальцами.
– Возможно, этим вечером я кое-что тебе расскажу.
– О чем?
– О твоей родине. – Тин приоткрыла один глаз. Хотя ее поза была ленивой, глаз глядел с любопытством.
– Как мило с твоей стороны, – уклончиво проговорила Шаллан.
Девушка старалась особо не рассказывать о доме и прежней жизни – она также не поведала Тин о своем путешествии и о том, как затонул корабль. Чем меньше Шаллан упоминала о своем прошлом, тем меньше была вероятность, что Тин поймет, кто такая на самом деле ее новая ученица.
«Она сама виновата, что так поспешила с выводами в моем отношении, – подумала Шаллан. – Кроме того, это ведь она учит меня притворству. Я не должна терзаться из-за того, что вру ей. Она-то врет всем».
Подумав об этом, веденка поморщилась. Тин была права: Шаллан и впрямь невероятно наивна. Она не может избавиться от чувства вины за то, что обманывает профессиональную аферистку.
– Я ожидала от тебя большего. – Тин закрыла глаз. – С учетом всего.
Это рассердило Шаллан, и она ерзала на сиденье, пока не выдержала:
– С учетом чего?
– Так ты не знаешь? Так я и думала.
– Тин, есть много вещей, которые я не знаю, – буркнула Шаллан. – Я не знаю, как построить фургон, я не умею говорить по-ириальски, и я уж точно понятия не имею, как сделать тебя в меньшей степени раздражающей. Не то чтобы я не пыталась разобраться во всех трех вещах.
Тин улыбнулась, не открывая глаз.
– Ваш веденский король мертв.
– Ханаванар? Мертв? – Она не встречалась даже с великим князем, не говоря уже о короле. Монархия была чем-то очень далеким. Шаллан поняла, что это для нее не имеет особого значения. – Значит, власть перейдет к его сыну?
– Перешла бы, не окажись тот тоже мертв. Вместе с шестью великими князьями Йа-Кеведа.
Веденка ахнула.
– Говорят, это был Убийца в Белом, – негромко сказала Тин с закрытыми глазами. – Шинец, который шесть лет назад убил короля алети.
Шаллан поборола свое замешательство. Ее братья. Что с ними?
– Шесть великих князей. Которые именно?
Если она это узнает, то поймет, как идут дела в ее родном княжестве.
– Йал Мала и Эвинор точно, и, кажется, Абриаль. Одни умерли во время нападения, другие – до него, хотя сведения расплывчаты. Получить из Веденара достоверную информацию в эти дни непросто.
– Валам. Он еще жив?
Так звали ее великого князя.
– Если верить донесениям, он сражался за наследство. Сегодня вечером мои связные пришлют весточку. Возможно, тогда я смогу тебе что-то сказать.
Шаллан откинулась на спинку сиденья. Король мертв? Идет война за трон? Буреотец! Как же ей узнать что-нибудь о своей семье и их имении? Они были очень далеко от столицы, но если всю страну охватила война, то могла и до глухой провинции добраться. Не существовало легкого пути связаться с братьями. Собственное даль-перо она потеряла, когда утонула «Услада ветра».
– Я буду рада любым сведениям, – сказала Шаллан. – Каким угодно.
– Поглядим. Я позову тебя, когда придет донесение.
Шаллан погрузилась в себя, чтобы осознать услышанное. «Она подозревала о моем неведении, но молчала до сих пор». Девушка испытывала к Тин симпатию, но не следовало забывать о том, что профессия этой женщины заключалась в сокрытии сведений. Что еще Тин знала, но не торопилась сообщить?
Впереди появился юноша-караванщик. Достигнув Шаллан, он зашагал рядом с ней.
– Макоб говорит, вы задали мудрый вопрос, и мы, скорее всего, разобьем здесь лагерь. У каждого из военных лагерей укрепленные границы, и нас вряд ли пустят туда ночью. Кроме того, он сомневается, что мы успеем прибыть в лагеря до начала сегодняшней бури.
Тин ухмыльнулась, не открывая глаз.
– Что ж, будем ночевать тут, – заключила Шаллан.
32
Тот, кто ненавидит
Мы предательство спренов и поныне сполна ощущаем.
Разум наш таков: слишком близко мы к их миру пребываем.
Оттого способны формы изменять, но тем сильней
Требуют от нас чего-то спрены те, которые умней.
Но мы не в силах то, чего они желают, поднести на блюде.
Ведь мы простой бульон для спренов, а их мясо – люди.
Из «Песни о спренах» слушателей, строфа 9
Во сне Каладин стал бурей.
Он захватил всю землю и несся над ней волной очищающего гнева. Все смывая, все ломая на своем пути. В его тьме земля возрождалась.
Он летел высоко, озаренный молниями, которые были его вспышками вдохновения. Вой ветра обратился его голосом, гром – сердцебиением. Ошеломлял, подавлял, затмевал и…
И он уже делал это раньше.
Осознание пришло к Каладину, как вода просачивается под дверь. Да. Этот сон ему уже снился.
Юноша повернулся с усилием. Перед ним раскинулось лицо, огромное как вечность; сила, что стояла за ураганом, Буреотец собственной персоной.
Сын чести, – сказал голос, похожий на ревущий ветер.
