Шторм внутри Каладина почти утих. Слишком мало буресвета!
Убийца внезапно засиял.
«У него есть сферы».
Кэл резко вдохнул, и свет заструился из кошелей на поясе убийцы. Шинец начал пинать Каладина, пока в него перетекал свет. Захвата одной рукой было недостаточно, и капитана отбросило в сторону.
Потом был удар.
Удар оказался сильным. Он не успел подготовиться, не успел собраться. Он рухнул на холодный мокрый камень, и в глазах у него рассыпались искры.
Миг спустя зрение прояснилось, и Каладин обнаружил, что лежит на камнях у основания склона, ведущего к королевскому дворцу, и его поливает ласковый дождь. Он посмотрел на далекий огонек в дыре в стене наверху. Выжил.
«Вот и ответ на один из вопросов», – подумал юноша, с трудом поднимаясь на колени на мокрых камнях. Буресвет уже трудился над его кожей – правый бок был весь изодран. Он что-то сломал в плече и теперь чувствовал, как оно исцеляется, как медленно уходит жгучая боль.
Но правое предплечье и кисть, слабо освещенные буресветом, что струился от остального его тела, были по-прежнему тускло-серыми. Эта его часть не светилась, словно погасшая свеча в ряду с горящими. Он ее не чувствовал; даже пальцами шевельнуть не мог. Они безвольно болтались, пока он баюкал руку.
Поблизости под дождем стоял Убийца в Белом. Он каким-то образом сумел перевернуться в воздухе и приземлился на ноги, грациозно. У этого человека был такой опыт в использовании его возможностей, что Каладин казался по сравнению с ним новобранцем.
Убийца повернулся к нему и вдруг застыл. Он что-то негромко и хрипло проговорил на языке, которого юноша не понимал, со множеством свистящих и шипящих звуков.
«Надо пошевеливаться, – подумал Каладин. – Пока он не призвал опять свой клинок».
К несчастью, ужас от потери руки почти парализовал его. Больше никаких битв с копьем. Никаких операций. Обе личности, которыми он выучился быть, потеряны навсегда.
Только вот… он почти чувствовал, что…
– Я тебя сплел? – спросил убийца на алетийском языке, с акцентом. Его глаза потемнели, утратили сходство с бледно-синими сапфирами. – С землей? Но почему ты не умер при падении? Нет. Значит, я сплел тебя с верхом. Немыслимо. – Он шагнул назад.
Момент изумления. Момент жизни. Возможно… Каладин чувствовал, как работает свет, как стихия внутри него ярится и бьется о некую преграду. Он стиснул зубы и каким-то образом… сдвинул ее.
К его руке вернулся цвет, и холодная боль внезапно затопила предплечье, кисть, пальцы. Кожа начала излучать буресвет.
– Нет… – прошептал убийца. – Нет!
Что бы Каладин ни сделал со своей рукой, это поглотило бо́льшую часть его света, и общее сияние его тела потускнело. Все еще на коленях, Каладин стиснул зубы и схватился за висевший на поясе нож. Но хватка его была слаба, и он едва не выронил оружия, достав из ножен.
Юноша переложил нож в левую руку. Придется как-то справиться.
Он рывком поднялся на ноги и атаковал убийцу. «Надо ударить его быстро, чтобы получить хоть один шанс».
Шинец отпрыгнул назад, взмыв на добрые десять футов, и его белые одежды затрепетали в ночи. Он приземлился, гибкий и грациозный, в его руке появился осколочный клинок.
– Что ты такое? – требовательно спросил он.
– То же, что и ты, – ответил Каладин. Он почувствовал тошноту, но вынудил себя держаться. – Ветробегун.
– Этого не может быть.
Капитан поднял нож; от его кожи исходили последние завитки буресвета. Моросящий дождь все лил и лил.
Убийца попятился, его глаза сделались такими огромными, словно Кэл превратился в ущельного демона.
– Они сказали – я лжец! – закричал он. – Они сказали – я ошибаюсь! Сзет-сын-сына-Валлано… Неправедник. Они назвали меня неправедником!
Каладин шагнул вперед, стараясь выглядеть грозно и надеясь, что буресвета хватит на то, чтобы произвести устрашающее впечатление. Он выдохнул облачко, которое слабо засветилось в ночной тьме.
Убийца продолжал пятиться сквозь лужу.
– Они вернулись? – требовательно спросил он. – Они все вернулись?
– Да.
Ответ казался правильным. По крайней мере, для того, чтобы выжить.
Шинец задержал на нем взгляд еще на миг, потом повернулся и убежал. Каладин проследил за тем, как светящаяся фигурка сначала бежала и вдруг взмыла в небо. Убийца в Белом исчез на востоке яркой искрой.
– Вот буря!.. – пробормотал Каладин и, выдохнув последний буресвет, рухнул без чувств.
Когда он пришел в себя, рядом на каменистой земле стояла Сил, уперев руки в бока.
– Спишь на дежурстве?
Каладин застонал и сел. Он чувствовал себя ужасно слабым, но был жив. Вот и хорошо. Юноша поднял руку, но теперь, когда буресвет погас, в темноте ничего нельзя было разглядеть.
Пальцы двигались. Кисть и предплечье болели, но это была самая восхитительная боль из всех, что он когда-либо испытывал.
– Я исцелился, – прошептал Кэл и закашлялся. – Я исцелился от раны, нанесенной осколочным клинком. Почему ты не сказала, что я могу это делать?
– Потому что не знала, что ты можешь это делать, пока ты это не сделал, дурачок, – сказала она с таким видом, словно это был самый очевидный факт в целом мире. Потом ее голос смягчился. – Там, наверху, есть мертвые.
Каладин кивнул. Сможет ли он идти? Парень сумел подняться и медленно двинулся вокруг основания Пика, к ступеням на другой стороне. Сил взволнованно летела рядом. Когда он пошел по ступеням, силы потихоньку начали возвращаться. Ему пришлось несколько раз остановиться перевести дух. Во время одной из остановок он оторвал рукав куртки, чтобы скрыть разрез от осколочного клинка.
Каладин добрался до вершины, в глубине души опасаясь, что найдет там только трупы. Коридоры были тихими. Ни криков, ни стражей. Ничего. Он продолжал идти в одиночестве, пока не увидел впереди свет.
– Стоять! – крикнул дрожащий голос. Март из Четвертого моста. – Ты, в темноте! Назови себя!
Капитан продолжал идти к свету, слишком измученный, чтобы отвечать. У дверей королевских покоев стояли на страже Март и Моаш вместе с несколькими гвардейцами. Узнав Каладина, они разразились изумленными возгласами, а потом завели его в тепло и свет комнат Элокара.
Там он обнаружил Далинара и Адолина, живых и сидевших на кушетках. Эт занимался их ранами; Каладин обучил нескольких членов Четвертого моста основам полевой медицины. Ренарин сидел, обмякнув, на стуле в углу; осколочный клинок валялся у его ног, словно мусор. В дальней части комнаты ходил из угла в угол король, негромко переговариваясь с матерью.
Когда вошел Каладин, Далинар встал, отмахнувшись от Эта.
