Камень кивнул:
– Все великие князья мечтают о смерти короля, хотя и не говорят про это. Один из них послал вредителя.
– И как же этот вредитель пробрался на балкон? – спросил Сигзил. – Чтобы перерезать перила, требовалось немало времени. Они ведь из металла. Разве что… Насколько гладким был разрез?
Каладин прищурился, наблюдая за язычками буресвета. Он был чистой силой. Нет, «сила» – неподходящее слово. Это мощь – сродни потокам, которые управляли вселенной. Они делали так, что огонь горел, камни падали, свет сиял. Эти язычки были потоками, сведенными к простейшей форме.
Он мог их использовать. Использовать, чтобы…
– Кэл? – издалека раздался голос Сигзила. Точно неважное жужжание. – Насколько гладким был разрез на перилах? Это могли сделать при помощи осколочного клинка?
Голос стих. На миг Каладину показалось, что он видит тени небывалого мира, тени иного места. И в месте том было далекое небо с солнцем, заключенным в нечто похожее на коридор из туч.
«Вот оно».
Он сделал так, что стена оказалась внизу.
Внезапно рука оказалась его единственной опорой. Юноша упал на стену, охнув. Окружающий мир обрушился на него лавиной ощущений, только вот точка зрения была чудной. Он с трудом поднялся на ноги и обнаружил, что стоит на стене ущелья.
Попятился на несколько шагов – и вот он уже выше. Для него эта стена была полом, а трое других мостовиков замерли на настоящем дне, которое выглядело стеной…
«В этом, – подумал Кэл, – нетрудно запутаться».
– Ох ты! – выдохнул Лопен, взволнованно вскочив. – Ага, это точно будет весело. Беги вверх по стене, ганчо!
Каладин поколебался, потом повернулся и побежал. Он как будто был в пещере, и две стены ущелья стали верхом и низом. Они медленно сжимались, по мере того как юноша продвигался к небу.
Чувствуя внутри себя ток буресвета, Каладин широко улыбнулся. Сил неслась рядом с ним, смеясь. Чем ближе они были к вершине, тем у́же становилось ущелье. Кэл притормозил, потом и вовсе замер.
Сил выскочила перед ним, метнувшись из расщелины, словно вырвалась из разинутой пасти пещеры. Она закружилась на месте ленточкой из света и воскликнула:
– Ну давай же! Выходи на плато! К солнечному свету!
– Там разведчики, – напомнил он, – высматривают светсердца.
– Все равно выходи. Перестань прятаться. Будь собой.
Лопен и Камень восторженно завопили внизу. Каладин уставился на синее небо.
– Я должен узнать, – прошептал он.
– Узнать?
– Ты спросила, почему я защищаю Далинара. Сил, я должен узнать, на самом ли деле он тот, кем кажется. Я обязан выяснить, достоин ли хоть один из них своей репутации. Это подскажет мне…
– Что? – Она превратилась в молодую женщину человеческого роста, стоящую на стене перед ним. Спрен была почти такой же высокой, как он сам, ее платье постепенно превращалось в туман. – Что подскажет?
– Мертв ли Честь, – прошептал Кэл.
– Он мертв, но продолжает жить в людях. И во мне.
Каладин нахмурился.
– Далинар Холин – хороший человек, – сказала Сил.
– Он дружит с Амарамом. Внутри князья могут быть одинаковыми.
– Ты в это не веришь.
– Я должен узнать! – Каладин шагнул вперед. Он попытался взять ее за руку, как взял бы человека, но Сил была слишком эфемерной. Его рука прошла сквозь нее. – Я не могу просто поверить. Я должен убедиться. Ты допытывалась, чего я хочу. Ну так вот оно. Я хочу знать, можно ли верить Далинару. И если так… – Он кивком указал на дневной свет за пределами ущелья. – Если можно, я расскажу ему о том, что умею делать. Поверю, что хотя бы один светлоглазый не попытается отнять у меня все. Как Рошон. Как Амарам. Как Садеас.
– В этом все дело?
– Я тебя предупредил, что сломлен.
– Нет. Ты был перекован. С людьми такое случается.
– С другими людьми – да. – Каладин поднял руку, коснулся шрамов на своем лбу. Почему буресвет так и не исцелил их? – В себе же пока что не уверен. Но буду защищать Далинара Холина всеми силами. Я узнаю, кто он такой – кто он на самом деле. Потом, возможно… мы предоставим ему его Сияющих рыцарей.
– А Амарам? Как быть с ним?
Боль. Тьен.
– Его я собираюсь убить.
– Каладин, – проговорила она, сцепив руки перед собой, – не позволяй этому уничтожить себя.
– Оно меня не уничтожит. – Буресвет заканчивался. Полы его мундира потянуло назад, к земле, как и волосы. – Амарам уже об этом позаботился.
Земля полностью вернула свои права, и Каладин упал спиной вперед, прочь от Сил. Он втянул буресвет. Когда в венах вновь запылала сила, кувыркнулся в воздухе и приземлился на ноги в вихре мощи и буресвета.
Друзья хранили молчание несколько мгновений, пока он не выпрямился.
– Это, – наконец произнес Камень, – был очень быстрый способ спуститься. Ха! Но ты не упал на лицо, а было бы смешно. Так-то я тебе похлопаю тихонечко. – И он начал хлопать. Было и впрямь тихо. А вот Лопен издал восторженный возглас, и Сигзил кивнул, широко улыбаясь.
Каладин фыркнул, схватил мех с водой:
– Сигзил, перила на королевском балконе и впрямь перерезали осколочным клинком. – Он глотнул воды. – И нет, это не был Убийца в Белом. Покушение на жизнь Элокара было слишком грубым.
Сигзил кивнул.
– Более того, – продолжил Каладин, – перила перерезали после Великой бури, случившейся той ночью. Иначе ветер искорежил бы их. Так что наш вредитель-осколочник каким-то образом пробрался на балкон уже потом!
Лопен, поймав брошенный Каладином мех, покачал головой.
– Мы должны поверить, что один из осколочников прошел тайком через весь дворец и вышел на тот балкон, гон? И никто его не заметил?
– Мог кто-то другой такую штуку сделать? – спросил Камень, указывая на стену. – Пройтись до самого верха?
– Сомневаюсь. – Каладин пожал плечами.
– Веревка, – бросил Сигзил.
Все повернулись к нему.
– Если бы я хотел помочь осколочнику пробраться внутрь, то подкупил бы слугу, чтобы тот спустил ему веревку, – пояснил свою мысль Сигзил. – Ее на балкон пронести нетрудно, – к примеру, слуга мог обмотать ее вокруг тела под одеждой. Вредитель и, возможно, его приятели забрались по веревке, разрезали стойки перил и расковыряли строительный раствор, потом спустились. Сообщник перерезал веревку и вернулся внутрь.
Каладин медленно кивнул.
– Значит, – подхватил Камень, – узнаем, кто выходить на балкон после бури, – найдем сообщника. Легко! Ха! Сигзил, может, воздух и не ударить тебе в голову. Или ударить. Наверное, совсем чуть-чуть.
