Каладин чувствовал, что все не так просто. Моаш был на том балконе между бурей и едва не случившимся падением короля.
– Я поспрашиваю. – Сигзил поднялся.
– Нет, – быстро проговорил Каладин. – Я сам. Никому об этом ни слова. Посмотрим, что мне удастся обнаружить.
– Ну ладно, – согласился Сигзил и кивнул на стену. – Сможешь это повторить?
– Опять опыты? – спросил Каладин с тяжелым вздохом.
– Время есть. Кроме того, сдается мне, Камень хочет увидеть, как ты упадешь лицом вниз.
– Ха!
– Ладно, – покорился Каладин. – Но мне придется осушить часть сфер, которые мы используем для освещения. – Сферы были сложены небольшими группами на слишком чистой земле. – Кстати, почему вы очистили это место от мусора?
– Очистили? – переспросил Сигзил.
– Ну да. Не стоило двигать останки, даже если это просто кости. Они…
Он умолк, когда Сигзил поднял сферу и протянул руку к стене, демонстрируя то, что ускользнуло от внимания Каладина. Глубокие борозды в тех местах, где был содран мох, отметины на скале.
Ущельный демон. Один из грозных большепанцирников прошел здесь, огромным телом сметая все на своем пути.
– Я и не думал, что они так близко подбираются к военным лагерям! – выдохнул Каладин. – Наверное, нам не стоит какое-то время посылать парней на тренировки, просто на всякий случай.
Остальные кивнули.
– Он уйти, – сказал Камень. – Иначе нас бы уже съели. Очевидно быть. Так что вернемся к тренировке.
Каладин кивнул, хотя воспоминание об этих отметинах преследовало его все время, пока он занимался.
Через несколько часов они вывели усталую группу бывших мостовиков обратно к казармам. Члены Семнадцатого моста, хоть и выглядели измотанными, казались живее, чем до того, как спустились в ущелья. Они еще сильнее воодушевились, когда добрались до своей казармы и обнаружили, что один из поваров, обученных Камнем, приготовил большой котел похлебки.
К тому моменту, когда Каладин и Тефт добрались до своей казармы, было уже темно. Там над похлебкой трудился еще один ученик Камня, а сам рогоед – вернувшийся чуть раньше Каладина – пробовал и критиковал. Позади Камня Шен складывал миски.
Что-то было не так.
Каладин остановился на границе света от очага, и Тефт замер рядом с ним.
– Что-то не в порядке, – сказал он.
Кэл согласился, окидывая людей взглядом.
Они собрались по одну сторону от костра – кто-то сидел, остальные стояли, держась вместе. Их смех был наигранным, позы – напряженными. Люди, которых обучили военному делу, использовали боевые стойки, когда им было не по себе. Что-то по другую сторону костра угрожало им.
Каладин вышел на свет и обнаружил, что там сидит человек в опрятном мундире, опустив руки по бокам, склонив голову. Ренарин Холин. Странное дело – он слегка раскачивался вперед-назад, не поднимая глаз.
Каладин расслабился и, приблизившись, спросил:
– Светлорд, чем я могу вам помочь?
Ренарин вскочил и отсалютовал ему.
– Сэр, я хочу служить под вашим началом.
Каладин безмолвно застонал.
– Светлорд, давайте отойдем в сторонку. – Он взял худощавого принца под локоть и увел подальше от любопытных ушей.
– Сэр, – вновь заговорил Ренарин, понизив голос, – я хочу…
– Вы не должны называть меня «сэр», – прошептал Каладин. – Вы светлоглазый. Клянусь бурей, вы сын самого могущественного человека в Восточном Рошаре…
– Я хочу вступить в Четвертый мост, – перебил его Ренарин.
Каладин потер лоб. Будучи рабом, справляясь с куда более серьезными проблемами, юноша забыл о том, какую головную боль способны вызвать высокородные светлоглазые. Раньше он предполагал, что слышал самые нелепые из их смехотворных требований. Похоже, ошибся.
– Вы не можете вступить в Четвертый мост. Мы телохранители вашей собственной семьи. Что вы будете делать? Охранять самого себя?
– Сэр, я не буду помехой. Я стану усердно трудиться.
– Ренарин, не сомневаюсь в этом. Послушайте, с чего вообще вам взбрело в голову вступить в Четвертый мост?
– Мой отец и мой брат, – негромко объяснял Ренарин, на чье лицо падала тень, – они воины. Солдаты. Я не такой, если вы еще не поняли.
– Да. Что-то, связанное с…
– Физическим недугом. У меня малокровие.
– Это народное название для множества разных болезней, – заметил Каладин. – Чем вы на самом деле страдаете?
– Эпилепсией. Это значит…
– Да-да. Она спонтанная или симптоматическая?
Ренарин застыл во тьме:
– Э-э…
– Припадки вызваны каким-то повреждением мозга, – уточнил Каладин, – или просто случаются без особой причины?
– У меня это с детства.
– И насколько серьезны приступы?
– Да все в порядке, – поспешно пояснил Ренарин. – Дела не так плохи. Я не падаю на землю с пеной у рта, как все думают. У меня рука судорожно вздрагивает несколько раз, или я сам начинаю дергаться и не могу остановиться пару минут.
– Сознание не теряете?
– Нет.
– Видимо, что-то миоклоническое, – предположил Каладин. – Горьколист вам давали пожевать?
– Я… Да. Не знаю, помогает ли это. Дело не только в конвульсиях. Часто после припадков я очень сильно слабею. Особенно одна сторона тела.
– Хм, это следствие припадка. У вас когда-нибудь случалось устойчивое расслабление мышц, – к примеру, вы не могли улыбаться одной стороной лица?
– Нет. Откуда вы все это знаете? Вы же солдат?
– Я кое-что смыслю в полевой хирургии.
– И как с полевой хирургией связана… эпилепсия?
Каладин кашлянул в кулак.
– Ну, я понимаю, почему они не хотели, чтобы вы отправлялись сражаться. Я видел людей, чьи раны вызвали похожие симптомы, и лекари всегда освобождали их от военного долга. Светлорд, нет никакого стыда в том, что вы не годитесь для битв. Не каждому суждено воевать.
– Конечно, – с горечью проворчал Ренарин. – Мне все так говорят. А потом все снова возвращается к борьбе. Ревнители твердят, что всякое Призвание важно, однако что гласит их учение о посмертии? Что там идет большая война за Чертоги Спокойствия. Что лучшие солдаты в этой жизни прославлены в следующей.
– Если в посмертии действительно идет большая война, тогда я надеюсь попасть в Преисподнюю. Хоть там высплюсь. Как бы там ни было, вы не солдат.
– Я хочу им стать.
– Светлорд…
– Вам не нужно поручать мне ничего важного, – перебил Ренарин. – Я пришел сюда, а не в какой-нибудь другой батальон, потому что бо́льшая часть ваших людей занимается патрулированием. Если я стану патрулировать, мне не будет угрожать серьезная опасность, а мои приступы никому не навредят. Но я хотя бы смогу поглядеть и почувствовать, что это за жизнь.
