– Я…
Ренарин снова перебил Каладина, который еще ни разу не слышал, чтобы обычно тихий юноша произносил столько слов зараз.
– Я буду слушаться ваших приказов! Обращайтесь со мною как с новобранцем. Когда я здесь – я не сын князя, не светлоглазый. Просто еще один солдат. Прошу вас. Я хочу стать частью всего этого. Когда Адолин был моложе, отец заставил его два месяца прослужить в отделении копейщиков.
– В самом деле? – Каладин искренне удивился.
– Отец сказал – каждый офицер должен понимать, что чувствуют его люди, – объяснил Ренарин. – Теперь у меня есть осколки. Я буду воевать, но мне так и не довелось испытать солдатскую жизнь на себе. Думаю, это лучшее из того, на что я могу рассчитывать. Пожалуйста!
Каладин скрестил руки, окинул юношу оценивающим взглядом. Ренарин был встревожен. Очень встревожен. Он сжал кулаки, хотя Каладин не видел коробочки, которую молодой принц часто вертел в руках, когда нервничал. Принц дышал глубоко, но стиснул зубы и не отводил глаз.
То, что пришлось прийти к Каладину и обратиться к нему с такой просьбой, по какой-то причине приводило юношу в ужас. Но он все равно это сделал. Разве от новобранца можно просить большего?
«Неужели я и впрямь могу с этим согласиться?» До чего же нелепое положение! И все-таки частью работы Каладина была забота о безопасности Ренарина. Если он сумеет привить юному принцу крепкие навыки самозащиты, это будет большим скачком на пути к тому, чтобы помочь ему выжить в случае покушения на убийство.
– Вероятно, мне следует подчеркнуть, – привел новый довод Ренарин, – насколько легче будет меня охранять, если я стану проводить время за тренировками вместе с вашими солдатами. Сэр, вам не хватает людей. Разве вас не привлекает идея уменьшить количество тех, кто под вашей защитой, хотя бы на одного человека? Уходить я буду лишь в те дни, когда мне полагается осваивать осколки под руководством мастера-мечника Зайхеля.
Капитан вздохнул:
– Вы точно хотите быть солдатом?
– Да, сэр!
– Тогда собери грязные миски и вымой, – распорядился Каладин, тыкая пальцем в нужную сторону. – Потом помоги Камню помыть его котел и сложить кухонные принадлежности.
– Да, сэр! – воскликнул Ренарин с воодушевлением, которого Кэл еще ни разу не слышал от новобранцев, отправленных дежурить на кухню. Юный принц бегом бросился собирать миски.
Каладин скрестил руки на груди и прислонился к стене казармы. Люди не понимали, как вести себя с Ренарином. Они отдавали наполовину полные миски с похлебкой, чтобы не отказывать ему, и разговоры затихали, стоило ему приблизиться. Но они и рядом с Шеном раньше нервничали и в конце концов приняли его. Смогут ли сделать то же самое для светлоглазого?
Моаш отказался отдавать миску Ренарину, вымыл ее сам, как было принято. Закончив, неспешно подошел к Каладину:
– Ты действительно позволишь ему присоединиться к нам?
– Поговорю с его отцом завтра, – объяснил Каладин. – Узна́ю, что́ великий князь скажет по этому поводу.
– Не нравится мне это. Четвертый мост, наши ночные разговоры… эти вещи должны быть в тайне от них, ты ведь понимаешь?
– Ну да, – согласился Каладин. – Но он хороший малый. Думаю, если кто из светлоглазых и способен вписаться во все это, то лишь он.
Моаш повернулся к нему, вскинув бровь.
– Следует понимать, ты не согласен? – уточнил Каладин.
– Кэл, он ведет себя неправильно. То, как он разговаривает, как смотрит на людей. Странный парень. Впрочем, это не важно, потому что он светлоглазый, и этого хватает с лихвой. Это значит, мы не можем ему доверять.
– Нам и не нужно. Просто будем за ним следить и, возможно, попытаемся научить его защищать самого себя.
Моаш хмыкнул и кивнул. Похоже, этих причин, чтобы позволить Ренарину остаться, ему было достаточно.
«Моаш рядом, – подумал Каладин. – Поблизости нет никого, кто мог бы нас подслушать. Я должен спросить…»
Но какие слова ему следует произнести? «Моаш, ты причастен к покушению на короля?»
– Ты подумал о том, что мы собираемся сделать? – спросил Моаш. – Я имею в виду Амарама.
– Амарам – моя проблема.
– Ты Четвертый мост. – Старый друг взял Каладина за руку. – Твоя проблема – наша проблема. Он тот, кто сделал тебя рабом.
– Его вина не только в этом, – негромко прорычал Каладин, не обращая внимания на Сил, которая жестами пыталась дать ему понять, что следует вести себя тихо. – Моаш, Амарам убил моих друзей. У меня на глазах. Он убийца.
– Значит, надо что-то сделать.
– Надо, – согласился Каладин. – Но что? Думаешь, стоит пойти к властям?
Моаш рассмеялся.
– И что они предпримут? Вызови его на дуэль. Победи в сражении один на один. Пока ты этого не сделаешь, будешь ощущать нечто неправильное, нутром чуять, что что-то не так.
– Тебя послушать, ты знаешь, каково это.
– Ага. – Моаш криво улыбнулся. – В моем прошлом тоже есть Приносящие пустоту. Может быть, потому я и понимаю тебя. Может быть, потому и ты понимаешь меня.
– Тогда что…
– Вообще-то, я не хочу об этом говорить, – перебил Моаш.
– Мы Четвертый мост, – заметил Каладин. – Ты сам сказал. Твои проблемы – мои проблемы.
«Моаш, что король сотворил с твоей семьей?»
– Полагаю, это правда, – согласился тот и отвернулся. – Просто… Не сегодня. Сегодня я всего лишь хочу отдохнуть.
– Моаш! – позвал сидевший у костра Тефт. – Ты идешь?
– Иду, – крикнул в ответ Моаш. – Лопен, а ты как? Готов?
Гердазиец ухмыльнулся, вставая и потягиваясь возле костра:
– Я Неповторимый Лопен, то есть готов ко всему и всегда. Пора бы уже это запомнить.
Сидевший неподалеку Дрехи фыркнул и метнул в Лопена кусочком тушеного длиннокорня. Тот шмякнулся гердазийцу прямо на лицо. Лопен, не моргнув глазом, продолжил:
– Как вы можете убедиться, к подобному я тоже был совершенно готов, и готовность моя подтверждается тем, с какой уверенностью я совершаю этот однозначно грубый жест.
Тефт хмыкнул, и они с Питтом и Сигзилом подошли к Лопену. Моаш направился было к ним, потом замешкался:
– Кэл, ты идешь?
– Куда?
– Отдыхать. – Моаш пожал плечами. – Посетим несколько таверн, сыграем несколько партий, выпьем чего-нибудь.
Отдых. Мостовики в армии Садеаса редко отдыхали, по крайней мере не в компании с друзьями. Поначалу они были слишком забитыми, чтобы думать о чем-то еще, кроме как о выпивке, в которой можно было утопить свои печали. Позже нехватка денег и общее предубеждение со стороны военных вынуждали мостовиков держаться обособленно.
