– Эй! – крикнул Дрехи.
– А-а! И большой мостовик там тоже не вонять.
– Идем! – Моаш махнул капитану. – Ты обещал.
Ничего подобного. Ему просто хотел сидеть у огня, поедая похлебку и наблюдая за спренами пламени. Но все уставились на него. Даже те, кто не собирался на вечернюю прогулку в компании с Моашем.
– Я… – начал Каладин. – Ну ладно. Пошли.
Они разразились радостными возгласами и захлопали в ладоши. Буря бы побрала этих идиотов. Радуются, что их командир отправился выпить? Каладин заглотил несколько ложек похлебки и вручил остальное Хобберу. Поколебавшись, подошел к Моашу, и то же самое сделали Лопен, Питт и Сигзил.
– Знаешь, – негромко проворчал Каладин, обращаясь к Сил, – будь это один из моих старых отрядов, я бы решил, что копейщики хотят вытурить меня из лагеря, чтобы в мое отсутствие провернуть что-нибудь этакое.
– Сомневаюсь, что дело в этом, – возразила Сил, нахмурившись.
– Верно. Парни просто хотят убедиться, что я человек. – Именно по этой причине ему и впрямь пришла пора развеяться. Он слишком отдалился от своих солдат. Каладин не хотел, чтобы они видели в нем кого-то вроде светлоглазого.
– Ха! – воскликнул Камень, подбегая к ним. – Эти человеки, они заявляют, будто выпить больше рогоеда. Воздух вам в голову, низинники. Невозможно быть.
– Состязание выпивох? – Каладин мысленно застонал. Во что он ввязался?
– Никому из нас не нужно на дежурство до позднего утра. – Сигзил пожал плечами. Ночью за Холинами следил Тефт вместе с отрядом Лейтена.
– Сегодня, – провозгласил Лопен, воздев палец к небу, – я одержу победу. Всем известно, что никому не перепить однорукого гердазийца!
– Да ладно? – протянул Моаш.
– Всем будет известно, – поправился Лопен, – что никому не перепить однорукого гердазийца!
– Ты весишь примерно как изголодавшаяся рубигончая, – скептически заметил Моаш.
– Ага, но у меня есть сила воли.
Они шли по тропе, что вела к рынку. Военный лагерь состоял из объединенных в кварталы казарм, которые образовывали круг, огибавший дома светлоглазых. По пути к рынку, располагавшемуся во внешнем кольце, где обитали торговцы, они миновали множество других казарм – и люди там занимались тем, что Каладин редко видел в армии Садеаса. Точили копья, смазывали маслом кожаные доспехи – и все это перед сигналом к ужину.
Впрочем, отдыхать этим вечером отправились не только мостовики Каладина. Другие группы солдат уже поужинали и тоже неторопливо шли к рынку, смеясь. Они медленно приходили в себя после бойни, которая искалечила армию Далинара.
Оживленный рынок весь сиял, на большинстве зданий закрепили факелы и масляные фонари. Каладин не удивился. За обычной армией повсюду следовало множество маркитантов, даже если она перемещалась с места на место. Здесь торговцы демонстрировали свои товары. Зазывалы продавали новости, якобы полученные по даль-перьям со всех концов мира. Что там про войну в Йа-Кеведе? А новый император в Азире? У Каладина были лишь смутные представления о том, где это.
Сигзил побежал разузнать побольше новостей и заплатил зазывале сферу, в то время как Лопен и Камень спорили, какую таверну лучше навестить этой ночью. Каладин следил за тем, как мимо текла жизнь. Проходили солдаты на ночном дежурстве. Группа болтающих о чем-то темноглазых женщин перемещалась от одного торговца пряностями к другому. Светлоглазая курьерша записывала на доске предполагаемые даты и время Великих бурь, а рядом зевал ее муж – ему было скучно, словно его заставили отправиться с ней, чтобы составить компанию. Приближался Плач, время неустанных дождей без Великих бурь, не считая Светлодня, который приходился точно на его середину. Этот год был промежуточным в тысячедневном двухлетнем цикле, и это означало, что на сей раз Плач будет спокойным.
– Хватит спорить, – сказал Моаш Камню, Лопену и Питту. – Нам нужен «Вспыльчивый чулл».
– Ой! – воскликнул Камень. – Но у них нет светлого рогоедского пива!
– Это потому, что рогоедское пиво растворяет зубы, – буркнул Моаш. – В любом случае сегодня моя очередь выбирать.
Питт закивал. Он выбрал эту же таверну.
Вернулся Сигзил, наслушавшись новостей, и он, по всей видимости, успел остановиться еще где-то, поскольку нес что-то исходящее паром и завернутое в бумагу.
– И ты туда же… – сказал Каладин, застонав.
– Вкусно, – заявил Сигзил, оправдываясь, и откусил кусок чуто.
– Ты даже не знаешь, что это.
– Конечно знаю, – возразил Сигзил и засомневался. – Эй, Лопен! А что тут внутри?
– Флангрия, – радостно ответил гердазиец, а Камень побежал к разносчику, чтобы и себе купить чуто.
– А что это? – спросил Каладин.
– Мясо.
– Какое мясо?
– Такое… мясное.
– Духозаклятое, – уточнил Каладин, посмотрев на Сигзила.
– Ты ел духозаклятую еду каждый вечер, пока был мостовиком, – напомнил Сигзил, пожав плечами, и откусил еще кусок.
– Потому что у меня не было выбора. Ты только глянь. Он жарит хлеб!
– Флангрию тоже жарят, – встрял Лопен. – Смешивают с молотым лависом и делают маленькие шарики. Скатывают и жарят, потом начиняют этим поджаренный хлеб и поливают его соусом. Ням-ням! – Он облизал губы.
– Это дешевле воды, – заметил Питт, когда Камень прибежал обратно.
– Потому что, скорее всего, даже зерно духозаклятое, – усмехнулся Каладин. – И на вкус как плесень. Камень, я в тебе разочарован.
Рогоед с глуповатой миной откусил кусок своего чуто, и раздался хруст.
– Панцири? – ужаснулся Каладин.
– Клешни кремлецов, – ответил Камень с ухмылкой. – Сильно зажаренные.
Кэл вздохнул, но они наконец-то снова двинулись вперед через толпу и в конце концов достигли деревянного дома, пристроенного с подветренной стороны к большому каменному сооружению. Все здесь, разумеется, было устроено так, чтобы как можно меньше дверей указывали в противоположную от Изначалья сторону, а улицы шли с востока на запад, направляя ветра.
Из таверны лился теплый оранжевый свет. Живой огонь. Ни одно такое заведение не использовало для освещения сферы. Даже с замками на фонарях драгоценное сияние сфер представляло собой слишком сильное искушение для пьяных посетителей. Протолкавшись внутрь, мостовики окунулись в гул из болтовни, возгласов и пения.
– Тут нет свободных мест! – Каладин пытался перекричать грохот. Несмотря на то что население лагеря Далинара уменьшилось, в таверне было очень тесно.
– Еще как есть! – с ухмылкой возразил Камень. – У нас секретное оружие. – Он указал на длиннолицего тихого Питта, который пробирался через зал к стойке бара. Там полировала стакан миленькая темноглазая, и при виде Питта она сердечно ему улыбнулась.
