– Я так и понял, темнорожденный, – сказал алети, приближаясь к ней. – Что ему нужно?
– Ему? – переспросила девушка. – Это от Шаллан Давар.
Амарам склонил голову набок:
– От кого?
– Нареченной Адолина Холина, – пояснила веденка. – Она пытается обновить список всех осколочных клинков Алеткара, снабдив его эскизами. Госпожа хотела бы узнать, в какое время можно прийти и зарисовать ваш клинок, если вы не возражаете.
– А-а, – протянул Амарам, заметно расслабившись. – Что ж, да, я согласен. Я обычно свободен во второй половине дня. Передай, пусть пришлет кого-нибудь к моему управляющему, чтобы договориться о встрече.
– Да, великий лорд. Я доложу. – Шаллан собралась уходить.
– Ты пришел так поздно? – спросил Амарам. – Ради столь простого вопроса?
«Гонец» пожал плечами.
– Великий лорд, я не подвергаю сомнению приказы светлоглазых. А моя хозяйка временами бывает рассеянной. Думаю, она отправила меня с заданием, как только идея пришла ей в голову. Осколочные клинки ее очень сильно интересуют.
– Разве есть люди, которых они не интересуют? – задумчиво прошептал Амарам, отворачиваясь. – Они ведь чудесные, верно?
С кем он говорил: с гонцом или сам с собой? Шаллан поколебалась. В его руке появился меч – сгустился из тумана, покрытый каплями росы. Амарам поднял его и посмотрел на собственное отражение.
– Такая красота, – пробормотал он. – Такое искусство. Почему мы должны убивать при помощи наших величайших творений? Ах, я несу чепуху и задерживаю тебя. Прости. Клинок для меня по-прежнему в новинку. Я призываю его, едва находится повод.
Шаллан его почти не слушала. Меч с гардой в виде волн. Или, возможно, языков пламени. Гравировка по всей поверхности лезвия. Изогнутый, извилистый.
Она узнала его.
Клинок принадлежал ее брату Хеларану.
Каладин мчался по ущелью, и ветер дул ему в спину. Сил парила впереди лентой света.
Встретив на пути валун, он прыгнул, перенеся точку притяжения в небо. Пролетел добрых тридцать футов, прежде чем попробовал использовать два плетения одновременно: одно, направленное вниз, замедлило его взлет; второе, зафиксировавшее точку притяжения на стене, позволило приблизиться к ней вплотную.
Каладин разорвал поток буресвета, устремленный вниз. Рухнул на стену, притормозив рукой, кувыркнулся и, встав на ноги, продолжил бег по стене ущелья. Достигнув конца плато, юноша перепрыгнул на следующее и притянул себя к его стене. Он почти замкнул круг.
«Быстрее!» Каладин вобрал весь оставшийся буресвет, опустошил кошели, которые бросил раньше. Он впитал так много, что внутри будто полыхал костер. Свет вынуждал его прыгать, нестись вперед, направляя плетение на восток. Он словно падал вдоль ущелья. Дно проносилось под ним, по сторонам расплывчатыми пятнами мелькали растения, прилепившиеся к стенам.
Он должен помнить, что падает. Это не полет. С каждой секундой скорость росла, так же как и ощущение свободы от всех оков. В этом таилась опасность.
Ветер задул с новой силой, и в последние мгновения Каладин направил поток буресвета ко дну ущелья, тем самым замедлив стремительное падение на выросшую впереди стену плато.
Затем все разом поменялось, и Каладин устремился вдоль новой стены. Он использовал буресвет в безумных количествах, но пока мог позволить себе не скупиться. Ему платили как светлоглазому офицеру шестого дана, и в его сферах были не маленькие осколки самосветов, но броумы. В месяц молодой человек теперь получал больше, чем когда-либо видел, и содержавшийся в этих сферах запас буресвета был громадным ресурсом по сравнению с тем, что доставалось ему раньше.
Каладин с криком перемахнул через заросли обороцветов, под ним втянувших побеги. Он наметил точку притяжения на противоположной стене ущелья, пересек его и упал на руки. Оттолкнулся и, пытаясь удержаться на стене, не задумываясь добавил чуть-чуть буресвета, устремляясь в нужном направлении.
Внезапно став намного легче, он смог кувыркнуться в воздухе и снова опуститься – уже на ноги. Он стоял на стене, устремив взгляд вдоль ущелья, сжав кулаки и истекая светом.
Сил медленно порхала вокруг него.
– Что? – спросила она.
– Еще, – бросил он и снова использовал буресвет для связывания себя с отдаленной точкой в конце расселины.
Каладин несся, не испытывая страха. Он нашел свой океан, где мог плыть, и свой ветер, чтобы парить. Юноша падал лицом вперед на основание следующего плато и лишь в последний момент швырнул поток буресвета от себя вбок и назад.
Желудок дернулся. Каладин почувствовал себя так, словно кто-то обвязал его бечевкой и столкнул с утеса, а потом, когда веревка размоталась до конца, резко рванул ее. Но буресвет внутри помог перенести неприятные ощущения. Бывшего раба потянуло в сторону, в другое ущелье.
Энергия буресвета опять отправила парня на восток, вдоль новой расселины, и так он метался от плато к плато, не покидая ущелий, точно угорь, что плывет по волнам, огибая валуны. Вперед, быстрее, падая и уворачиваясь…
Стиснув зубы от изумления и сил, что овладели им, Каладин отбросил осторожность и сместил точку своего притяжения куда-то в небо. Одна нить буресвета, две, три. Все прочие плетения он разорвал, и в потоке света вылетел из расщелины на открытый воздух.
Затем снова протянул поток буресвета на восток, чтобы падать в том направлении, но теперь путь ему не преграждали стены. Юноша стремительно воспарил к горизонту, далекому, затерянному во тьме. Он набирал скорость, полы мундира хлопали, ветер трепал волосы и бил в лицо. Каладин прищурился, но не закрыл глаза.
Внизу темные ущелья проносились мимо одно за другим. Плато. Провал. Плато. Провал. Это чувство… полет над землей… он уже его испытывал раньше. Во сне. За несколько минут он преодолел расстояние, для которого мостовикам когда-то требовались часы. Его как будто что-то подстегивало, сам ветер нес вперед. Сил мчалась справа от него, не отставая.
А что слева? Нет, это были другие спрены ветра. Кэл привлек несколько десятков, и теперь они метались вокруг лентами из света. Он мог легко отыскать Сил среди них. Не знал, как именно; внешне она не отличалась, но он ее видел. Все равно что определить родственника в толпе по его походке.
Сил и ее кузены носились вокруг него спиралями из света, свободные и неукротимые, хотя некий намек на согласованность действий все-таки ощущался.
Как давно он чувствовал себя так же хорошо, преисполнившись ликованием и жизнью? До смерти Тьена. Даже после того, как Четвертый мост был спасен, над Каладином нависала тьма.
А теперь она испарилась. Юноша увидел посреди одного плато каменный шпиль и направился туда, аккуратно подтягивая себя буресветом вправо. Другие потоки буресвета с обратным действием замедлили падение в достаточной степени, чтобы, дотянувшись до вершины шпиля, он смог за нее зацепиться и прокрутиться вокруг, держась пальцами за гладкий крем-камень.
