– У нас мало времени. Если мы не будем действовать, то упустим возможность выступить против человеков. У нас остались две Великие бури; я хочу, чтобы каждый житель Нарака, согласный принять буреформу, был к этому готов до того, как бури нагрянут. Те, кто не захочет, – в своем праве, но я хочу собрать их вместе, чтобы знать, каковы наши силы.
– Да, генерал, – сказал Мелу.
– Используйте плотное разведывательное построение, – велела Эшонай, указывая на разные части города. – Двигаясь вдоль улиц, считайте каждого. Ради быстроты берите и те дивизии, что не в буреформе. Скажите обычным людям, что мы пытаемся определить, сколько у нас солдат для грядущей битвы, и пусть наши воины будут спокойны, пусть они поют в ритме мира. Соберите тех, кто согласен преобразиться, в центральном кольце. Тех, кто не согласен, пришлите сюда. Дайте им сопровождение, чтобы не заблудились.
Пока Мелу разносил приказы и солдаты отправлялись их выполнять, к ней подошла Венли. Тьюд вернулся к своей дивизии.
Каждые полгода они проводили подсчеты, чтобы определить, сколько их осталось и гармонично ли распределены формы. Время от времени им требовалось больше добровольцев, чтобы стать брачниками или трудягами. Чаще всего они нуждались в воинах.
Это означало, что ее задание было солдатам знакомо, и они с легкостью принялись исполнять приказы. После многих лет войны они привыкли делать то, что приказала генерал. Многие страдали от того же уныния, что и обычные люди, только вот в случае воинов оно проявлялось как жажда крови. Они просто хотели сражаться. Они бы, наверное, бросились прямиком на поселения человеков, где у врага было десятикратное преимущество, скомандуй им Эшонай.
«Пятерка, можно сказать, развязала мне руки, – думала она, когда со стороны города появились первые малочисленные несогласные в сопровождении ее солдат. – На протяжении многих лет я являлась единоличным предводителем наших армий, и те из нас, в ком есть хоть искра агрессии, были отданы мне в качестве воинов».
Трудяги должны покориться: такова их природа. Многие из шустриков, которые еще не преобразились, верны Венли, поскольку большинство из них стремилось стать учеными. Брачникам все безразлично, а тупиц слишком мало, и они слишком глупые, чтобы возражать.
Город принадлежит ей.
– Увы, но их придется убить, – заметила Венли, наблюдая за тем, как собирают несогласных. Они сбились в кучу, испуганные, несмотря на мирные песни солдат. – Твои люди смогут это сделать?
– Нет. – Эшонай покачала головой. – Многие воспротивятся, если мы сделаем это сейчас. Придется подождать, пока все мои солдаты не преобразятся. Тогда они не станут перечить.
– Слезливая чушь, – пробормотала Венли в ритме злобы. – Я думала, твое слово для них закон.
– Не лезь не в свое дело, – отрезала Эшонай. – Я управляю городом, не ты.
Венли замолчала, хотя и продолжила гудеть в ритме гнева. Она попытается перехватить у сестры власть. Это было неприятное открытие, как и внезапное осознание того, как сильно сама Эшонай желала власти. Это было на нее не похоже. Совсем не похоже.
«Все это на меня не похоже. Я…»
Новые ритмы всколыхнулись в ее разуме. Генерал отвлеклась от этих мыслей, когда приблизилась группа солдат, таща кричащего мужчину. Абронай, один из Пятерки. Можно было сообразить, что от него стоит ждать неприятностей; он на удивление легко поддерживал брачную форму, избегая ее недостатков.
«Преобразовывать его будет опасно, – подумала воительница. – Он слишком хорошо владеет собой».
Пока солдаты-буревики тащили его к Эшонай, вопли становились все громче.
– Это безобразие! Мы покоряемся решениям Пятерки, а не воле одного слушателя! Разве вы не видите, что она во власти новой формы? Вы все сошли с ума! Или… или хуже!
Он был неприятно близок к истине.
– Поместите его с прочими, – велела Эшонай, указывая на группу несогласных. – Что с остальной Пятеркой?
– Они согласились, – сказал Мелу. – Некоторые сомневались, но согласились.
– Отведи Зульн к несогласным. Я не верю, что она сделает то, что требуется.
Воин без лишних вопросов потащил Аброная прочь. На большом плато, служившем тренировочной площадкой, собралось, наверное, около тысячи несогласных. Приемлемое и достаточно малое количество.
– Эшонай… – пропел кто-то в ритме тревоги. Она повернулась и увидела подошедшего Тьюда. – Мне не нравится то, чем мы здесь занимаемся.
Вот незадача! Она беспокоилась о том, не будет ли с ним трудностей. Эшонай взяла его за руку и отвела чуть в сторону. Новые ритмы кружились в ее разуме, пока под подошвами латных ботинок скрежетали камни. Когда они оказались достаточно далеко, чтобы Венли и другие ничего не услышали, генерал развернула Тьюда и посмотрела ему в глаза.
– Говори, что думаешь, – сказала она в ритме раздражения – старом, знакомом ему.
– Эшонай, – тихо произнес он, – это неправильно. Ты сама знаешь, что так нельзя. Я готов к преображению – все солдаты готовы, – но это неправильно.
– Ты не считаешь, что нам нужна новая тактика в этой войне? – спросила Эшонай в ритме решимости. – Тьюд, мы медленно умираем.
– Нам действительно требуется новая тактика, – согласился Тьюд. – Но это… Эшонай, с тобой что-то не так.
– Тьюд, мне просто нужен был повод для таких чрезвычайных действий. Я уже много месяцев думала о чем-то подобном.
– О перевороте?
– Не о перевороте. О смене фокуса. Мы обречены, если не изменим наши методы! Моей единственной надеждой были изыскания Венли. Их результатом стала эта форма. Что ж, я должна попытаться ее использовать, в последний раз попробовать спасти наш народ. Пятерка вознамерилась меня остановить. Я же слышала, как ты сам жаловался, что они слишком много болтают и слишком мало действуют.
Тьюд загудел в ритме размышления. Однако она его хорошо знала и почувствовала, что ритм неискренний. Нарочитый, чересчур сильный.
«Я почти его убедила, – подумала Эшонай. – Все дело в красных глазах. Я вселила в него и в кое-кого еще из старой дивизии слишком сильный страх перед нашими богами».
Большая жалость, но придется его и прочих бывших ее друзей убить.
– Вижу, ты не убежден, – сказала Эшонай.
– Я просто… Не знаю. Это решение кажется мне плохим.
– Позже поговорим. Сейчас у меня нет времени.
– А что ты собираешься делать с ними? – поинтересовался Тьюд, кивком указывая на несогласных. – Эшонай, это страшно похоже на облаву на тех, кто возражает тебе… Ты понимаешь, что твоя собственная мать в их числе?
Она вздрогнула, оглянулась и увидела, что ее престарелую мать ведут к группе несогласных два буревика. И они даже не спросили у нее, как поступить. Означало ли это готовность следовать ее приказам, несмотря ни на что, или беспокойство о том, не ослабеет ли ее решимость из-за того, что мать отказалась подчиняться?
