– И вы отправились… ограбить одну из самых мудрых женщин во всем мире?
– Э-э… да. Помнишь, я говорила про глупый и наивный план? Как бы там ни было, Ясна все узнала. К счастью, я ее заинтриговала, и она согласилась взять меня в ученицы. Брак с Адолином был ее идеей – способом защитить мою семью, пока я учусь.
– Хм. – Снаружи сверкнула молния. Ветер как будто сделался еще сильней, если такое вообще было возможно, и Каладину пришлось повысить голос, хотя Шаллан находилась вплотную к нему. – Очень щедро для женщины, которую вы чуть не обокрали.
– Полагаю, она увидела во мне что-то, и…
Тишина.
Каладин моргнул. Шаллан исчезла. На миг он запаниковал и начал шарить руками в поисках, а потом осознал, что нога не болит и дурнота от потери крови, шока и переохлаждения тоже прошла.
«А! – подумал он. – Опять».
Он перевел дух, встал и вышел из тьмы на край ниши. Поток внизу замер, словно застыл, и Каладин мог выпрямиться в полный рост у входа в альков, который Шаллан на самом деле сделала слишком низким, чтобы в нем можно было встать.
Он выглянул наружу и встретил чужой взгляд. Лицо – огромное, как сама вечность.
– Буреотец, – выдохнул Кэл. Некоторые называли его Йезерезе, Вестник. Однако это не сочеталось с тем, что Каладин слышал о любом из Вестников. Возможно, Буреотец был спреном? Богом? Он как будто был безразмерным, но Каладин его видел, различал лицо в безграничной протяженности.
Ветра стихли. Юноша слышал, как бьется его собственное сердце.
Дитя Чести. На этот раз лицо заговорило. В прошлый раз, посреди бури, оно молчало – хотя откровенничало во снах.
Каладин бросил взгляд в сторону, снова проверяя, не появилась ли Шаллан, но она отсутствовала. Девушка не часть этого видения, какова бы ни была его природа.
– Она одна из них, верно? – спросил Каладин. – Одна из Сияющих рыцарей или, по крайней мере, связыватель потоков. Вот что случилось во время сражения с ущельным демоном, и вот как она выжила при падении. Дело не во мне. Дело в ней.
Буреотец загрохотал.
– Сил, – продолжил Каладин, опять посмотрев в лицо существу. Плато перед ним исчезли, теперь они с лицом были наедине. Он должен узнать. Это причиняло ему боль, но он должен был. – Что я натворил?
Ты ее убил! От этого голоса все тряслось. Как будто… как будто сотрясание плато и его собственного тела и были звуками, из которых складывались слова.
– Нет, – прошептал Каладин. – Нет!
Все повторилось, зло проговорил Буреотец. Проявление человеческого чувства, которое Каладин узнал. Людям нельзя доверять, дитя Танаваста. Ты забрал ее у меня. Мою любимицу.
Лицо как будто начало удаляться, тускнеть.
– Прошу тебя! – закричал Каладин. – Как я могу все исправить? Что я должен сделать?
Это нельзя исправить. Она сломлена. Ты такой же, как те, что были раньше, – они убили очень многих, кого я люблю. Прощай, сын Чести. Больше тебе не летать с моими ветрами.
– Нет, я…
Буря вернулась. Каладин без сил рухнул на пол ниши, задохнувшись от внезапного возвращения боли и холода.
– Дыхание Келека! – воскликнула Шаллан. – Что это было?!
– Вы видели лицо?
– Да. Такое огромное… Я разглядела в нем звезды, множество звезд, бесконечность…
– Это Буреотец, – устало произнес Каладин. Он нащупал под собой что-то, и оказалось, что оно светится. Сфера – та, которую чуть раньше уронила Шаллан. Она потускнела, но теперь снова была заряженной.
– Это удивительно, – прошептала веденка. – Я должна это нарисовать.
– Желаю удачи, – буркнул Каладин, – в этом дожде.
Словно чтобы подчеркнуть его слова, их захлестнула еще одна волна. В ущельях образовывались водовороты, и время от времени волны дотягивались до них, заливая нишу на несколько дюймов, но на этот раз течение не грозило утащить их прочь.
– Бедные мои рисунки. – Шаллан прижимала сумку к груди защищенной рукой, а свободной продолжая держаться за него – ведь больше не за кого. – Сумка водонепроницаемая, но… я сомневаюсь, что она еще и буренепроницаемая.
Каладин хмыкнул и уставился на текущую воду. В ней таился какой-то чарующий узор, в котором проступали сломанные растения и листья. Трупов больше не было. Перед ними вода высоко вздымалась, словно огибая что-то большое внизу. Туша ущельного демона, понял Каладин, все еще лежала внизу, застряв в узком проходе. Даже паводок не смог поднять такую тяжесть.
Они замолчали. С появлением света желание выговориться иссякло, и он, хоть и поразмыслил над тем, как бы задать ей прямой вопрос о ее истинной сущности, в которой все больше убеждался, не стал ничего спрашивать. Когда они освободятся, найдется подходящий момент.
Пока что Каладин хотел подумать – хотя по-прежнему был рад ее присутствию. И осознавал его во всех смыслах, поскольку она прижималась к нему в мокром изодранном платье.
Однако беседа с Буреотцом отвлекала его от таких мыслей.
Сил. Неужели он действительно… убил ее? Он ведь недавно слышал ее плач.
Каладин попытался – просто ради бесполезного эксперимента – втянуть немного буресвета. Он почти хотел, чтобы Шаллан это увидела, – как она отреагирует? Конечно же, ничего не вышло.
Буря медленно проходила, паводок постепенно спадал. Когда дождь ослаб, вода в ущелье потекла в другую сторону. Все было так, как он предполагал, хоть и не видел ни разу. Теперь дожди шли к западу от равнин, чем на самих равнинах. Река бурлила – куда более лениво – и утекала туда, откуда явилась.
Из-под воды появился труп ущельного демона. Затем потоп наконец-то закончился – река превратилась в ручеек, дождь – в морось. Капли, которые падали с плато наверху, были куда крупнее и тяжелее самого дождя.
Он шевельнулся, собираясь выбраться из ниши, но понял, что Шаллан, свернувшись клубочком рядом с ним, заснула. Девушка тихонько посапывала.
– Наверное, ты единственная, – прошептал он, – кто когда-либо засыпал, пережидая Великую бурю под открытым небом.
Хоть Каладину и было неудобно, он понял, что карабкаться вниз с его раненой ногой совсем не хочется. Силы иссякли, после слов Буреотца обрушилась безжалостная тьма, и он, позволив себе оцепенеть, заснул.
75
Истинная слава
Возможно, весь космер зависит от того, насколько мы будем сдерживать себя.
