Навани подошла к князю и взяла его за руку обеими руками. Интимный жест.
– Этот твой портал… – проговорил Далинар.
– Да? – спросила Шаллан.
Холин поднял голову и посмотрел ей в глаза:
– Насколько он реален?
– Ясна была убеждена, что совершенно реален. Она никогда не ошибалась.
– Буря свидетельница, сейчас неподходящее время для исключений из этого правила, – негромко сказал он. – Я согласился идти вперед отчасти из-за твоих изысканий.
– Спасибо.
– Я сделал это не ради науки как таковой, – продолжил Далинар. – Исходя из того, что мне поведала Навани, этот портал дает уникальную возможность для отхода. Я надеялся разбить паршенди до того, как наступит опасный момент, в чем бы он не заключался. Судя по тому, что мы видели, он приближается быстрее, чем хотелось бы.
Шаллан кивнула.
– Завтра последний день обратного отсчета, – напомнил Далинар. – Того, что появлялся на стенах дворца во время Великих бурь. Чем бы он ни был, что бы ни предвещал, мы столкнемся с этим завтра – и ты, Шаллан Давар, мой запасной план. Ты найдешь этот портал и сделаешь так, чтобы он заработал. Если натиск зла окажется непосильным для нас, твоя тропа станет нашим спасением. Возможно, ты представляешь собой единственный шанс для выживания наших армий – и, разумеется, всего Алеткара.
День за днем Каладин отказывался позволить дождю одолеть себя.
Он ковылял по лагерю с костылем, который Лопен где-то раздобыл, несмотря на стоны, что капитану еще слишком рано вставать с постели.
Вокруг было по-прежнему пустынно, если не считать время от времени попадавшихся на глаза паршунов, таскавших бревна из окрестных лесов или носивших мешки с зерном. Новости об экспедиции в лагерь не поступали. Король, наверное, получал их по даль-перу, но ни с кем не делился.
«Клянусь бурей, это место выглядит зловеще». Каладин брел мимо покинутых казарм, и дождь барабанил по зонту, закрепленному Лопеном на костыле. Зонт помогал. В каком-то смысле. Капитан миновал спренов дождя, что торчали из земли точно синие свечи, каждый с глазом в центре верхушки. Жутковатые создания. Они никогда не нравились Каладину.
Бывший раб сражался с ливнем. Был ли в этом какой-то смысл? Казалось, дождь хочет, чтобы он оставался внутри, и поэтому Кэл вышел на улицу. Дождь стремился ввергнуть его в отчаяние, и потому юноша заставлял себя думать. Подростком он мог рассчитывать на помощь Тьена, разгонявшего уныние. Теперь вспомнить о Тьене означало усилить мрак, но этого он никак не мог избежать. Плач напоминал ему о брате. О том, кто смеялся, невзирая на грозную тьму, был полон радости и беспечной уверенности, что все будет хорошо.
Эти воспоминания перемешивались с воспоминаниями о смерти Тьена. Каладин плотно зажмурился, пытаясь их изгнать. Пытаясь забыть, как падает под ударом меча едва обученный юный новобранец. Командир Тьена выставил его в первый ряд в качестве приманки – жертвы, для отвлечения врага.
Кэл стиснул зубы, открыл глаза. Хватит ныть. Он не станет плакать, утопая в жалости к себе. Да, он потерял Сил. Но за свою жизнь Каладин потерял многих, кого любил. Переживет и эту муку, как пережил в предыдущие разы.
Молодой человек продолжил ковылять мимо казарм. Такой хромой обход происходил четыре раза в день. Иногда с ним был Лопен, но сегодня Каладин тащился в одиночестве. С плеском пересекая лужи, он вдруг понял, что улыбается. На нем были ботинки, которые украла Шаллан.
«Я сразу догадался, что она не рогоедка, – подумал он. – Надо будет ей обязательно об этом рассказать».
Он остановился, опираясь на костыль и сквозь дождь вглядываясь в Расколотые равнины. За туманной завесой дождя мало что удалось увидеть.
«Возвращайтесь живыми и здоровыми, – молился он, обращаясь к тем, кто был там. – Все. На этот раз я не смогу вам помочь, если что-то пойдет не так».
Камень, Тефт, Далинар, Адолин, Шаллан, весь Четвертый мост – все они теперь сами за себя. Как изменился бы мир, если бы Каладин оказался лучше, чем есть на самом деле? Если бы он воспользовался своими способностями и вернулся в военный лагерь вместе с Шаллан, лучась буресветом? Кэл был так близок к тому, чтобы открыться…
«Ты размышлял об этом много недель, – напомнил он сам себе. – Ты бы никогда так не поступил. Ты слишком боялся».
Ему претило в этом признаваться, но такова правда.
Что ж, если его подозрения по поводу Шаллан подтвердятся, Далинар все равно может получить своего Сияющего. Каладин надеялся, что она лучше воспользуется своим шансом, чем это сделал он сам.
Капитан заковылял дальше, огибая казарму Четвертого моста. Замер, увидев перед входом роскошную карету с лошадьми в попонах королевских цветов.
Каладин выругался и захромал вперед. Лопен выбежал ему навстречу без зонта. Многие даже не помышляли о том, чтобы во время Плача остаться сухими.
– Лопен! – воскликнул Каладин. – Что случилось?
– Ганчо, он тебя ждет, – ответил гердазиец, размахивая рукой. – Сам король.
Каладин неуклюже поспешил к казарме. Дверь в его комнату была открыта; заглянув, он увидел внутри короля Элокара, который разглядывал небольшое помещение. Моаш сторожил дверь, а Така – бывший королевский гвардеец – стоял рядом с монархом.
– Ваше величество? – обратился Каладин.
– А-а, – отозвался король, – мостовик.
У Элокара были красные щеки. Пьет, понял Кэл, хотя тот и не выглядел пьяным. Далинар с его неодобрительными сердитыми взглядами на некоторое время исчез, и, наверное, приятно было расслабиться с бутылочкой.
Повстречав короля в первый раз, Каладин решил, что ему не хватает величия. Теперь – странное дело – он считал, что Элокар все-таки выглядит настоящим королем. Племянник Далинара не изменился – прежнее властное лицо с выдающимся носом и прежние снисходительные манеры. Перемена произошла с Каладином. Те качества, которые он раньше считал королевскими, – честь, воинская доблесть, благородство – были заменены на менее вдохновляющие свойства Элокара.
– И это все, чем Далинар наделил одного из своих офицеров? – уточнил Элокар, взмахом руки указывая на комнату. – Ох уж этот дядюшка! Ждет, что все будут жить так же скромно, как он сам. Такое ощущение, что он совсем позабыл, как получать удовольствие от жизни.
Каладин посмотрел на Моаша, который пожал плечами, бряцая доспехом.
Король кашлянул.
– Мне доложили, ты слишком слаб, чтобы добраться до моих покоев. Вижу, это не вполне соответствует истине.
– Прошу прощения, ваше величество, – ответил Каладин. – Я и впрямь плохо себя чувствую, но каждый день хожу по лагерю, чтобы восстановить силы. Я боялся, что моя слабость и мой внешний вид покажутся оскорбительными для трона.
– Выучился болтать как политик, ясное дело, – проворчал король, скрестив руки на груди. – Правда в том, что мои приказы бессмысленны даже для темноглазого. Я больше не обладаю властью в глазах подданных.
