– Что они делают? – спросил Каладин Зайхеля, кивком указывая на Ренарина и Адолина, которые, хоть это и было нелегко в осколочном доспехе, сели на землю перед старшими ревнителями.
Зайхель фыркнул:
– Один из учителей должен взять младшего Холина в ученики.
– Разве не ученик выбирает учителя?
– Ничего подобного. Но ситуация непростая – да. Принц Ренарин почти не изучал искусства владения мечом. – Зайхель помедлил. – Большинство светлоглазых мальчиков избираются учителями к тому моменту, как им исполняется десять.
Каладин нахмурился:
– Почему же он ничему не учился?
– Из-за каких-то проблем со здоровьем.
– И они могут ему отказать? – удивился Каладин. – Сыну самого великого князя?
– Могут, но, скорее всего, не станут. Смелости не хватит. – Мужчина прищурился, увидев, как Адолин встал и махнул ему. – Преисподняя! Я знал, что это подозрительно, – он тянул с этим, пока я не вернусь.
– Мастер-мечник Зайхель! – позвал Адолин. – Вы не сидите вместе с остальными!
Зайхель вздохнул, потом бросил на Каладина покорный взгляд.
– Я, видимо, тоже недостаточно смелый. Постараюсь не причинять ему слишком много боли.
Он обошел перила и побежал к Адолину, который с готовностью пожал учителю руку и указал на Ренарина. Зайхель резко выделялся среди прочих ревнителей с их наголо бритыми головами, аккуратно подстриженными бородами и куда более чистой одеждой.
– Хм, он не показался тебе странным? – спросил Каладин.
– Вы все кажетесь мне странными, – беспечно ответила Сил. – Все, кроме Камня, потому что он очень хорошо воспитан.
– Он считает тебя божеством. Тебе стоило бы его в этом разубедить.
– Что? Так ведь я действительно божество.
Он повернул голову и уставился на девушку-спрена на своем плече:
– Сил…
– Правда-правда! Я такая! – Она ухмыльнулась и подняла ручку с сомкнутыми пальцами, словно ухватив что-то очень маленькое. – Я малюсенькая частичка божества. Совсем малюсенькая. Кланяйся мне, разрешаю.
– Это будет непросто, поскольку ты сидишь у меня на плече, – пробормотал он и заметил, как в ворота вошли Лопен и Шен – скорее всего, с ежедневным донесением от Тефта. – Пойдем. Посмотрим, нужен ли я Тефту, а потом сделаем еще один обход и проверим, как там Дрехи и Моаш.
17
Таков Узор
Тупоформа страшит, ибо все отнимает,
Превращая любого в глупца из глупцов,
И жестокую, страшную плату взимает,
Без остатка твой разум перемолов.
Из «Песни перебора» слушателей, строфа последняя
Пока фургон ехал вперед, Шаллан боролась с тревогой, используя научный подход. Никто не мог знать, заметили дезертиры след из раздавленных камнепочек, который оставлял позади себя караван, или нет. Может быть, они шли за ними. А может, и нет.
Нет смысла об этом думать, решила она. И нашла способ отвлечься.
– Листья могут выпускать собственные побеги, – сказала веденка, держа один маленький круглый листочек на кончике пальца и поворачивая его к свету.
Блат сидел рядом, мрачный как пасмурное небо. Сегодня он был в необычайно броской шляпе – грязно-белой, с загнутыми по бокам полями. Он время от времени стегал одного из чуллов. Прут погонщика длинный – не меньше самой Шаллан.
На последней странице своего блокнота девушка записывала комбинации ударов. Два удара, пауза, еще один. От этого чулл замедлился. Фургон впереди них – им управлял Твлакв – начал взбираться по склону холма, покрытому небольшими камнепочками.
– Видишь? – Шаллан показала Блату листочек. – Вот почему у растения такие хрупкие ветки. Когда приходит Великая буря, она их ломает, срывает листья. Их уносит ветром прочь, и там они пускают корни, отращивают себе новые раковины. Растут они очень быстро. Быстрее, чем я ожидала, – ведь эти края бесплодны.
Блат фыркнул.
Шаллан вздохнула, опустила палец и поставила миниатюрное растение обратно в чашечку, где было немного воды. Бросила взгляд через плечо.
Никаких признаков погони. В самом деле, пора ей успокоиться.
Она вернулась к новому альбому – одному из блокнотов Ясны, в котором исписаны были лишь несколько страниц, – и начала делать быстрый набросок листочка. У нее был только один угольный карандаш, несколько перьев и немного чернил, но Узор прав. Она не могла остановиться.
Для начала Шаллан сделала новый эскиз сантида, пока воспоминания о погружении в океан еще были свежи. Рисунок получился не таким подробным, как тот, который она создала сразу же после случившегося, но, получив его опять – в какой бы ни было форме, – веденка ощутила, как раны внутри начали затягиваться.
Закончив изображение, девушка перевернула страницу и принялась за набросок Блата. Ей не очень-то хотелось начинать возобновление коллекции людей с него, но выбор был ограничен. К несчастью, шляпа и впрямь выглядела глупо – она была слишком мала для его головы. На рисунке он горбился и походил на краба, да еще и эта шляпа на макушке… Что ж, по крайней мере, композиция вышла интересная.
– Откуда ты взял шляпу? – спросила художница, не переставая рисовать.
– Выторговал, – пробормотал Блат, не глядя на попутчицу.
– Дорого обошлась?
Он пожал плечами. Шаллан потеряла все свои шляпы во время кораблекрушения, но убедила Твлаква дать ей одну из тех, что сплели паршуны. Шляпа была не очень-то симпатичной, но оберегала от солнца.
Хотя фургон и подпрыгивал, Шаллан в конце концов сумела завершить портрет Блата. Она изучила его и осталась недовольна. Это и впрямь был негодный способ начать коллекцию – рисунок больше напоминал карикатуру на охранника. Девушка поджала губы. Как бы выглядел Блат, если бы не сердился на нее все время? Если бы его одежда была опрятнее, если бы он был вооружен чем-то получше старой дубины?
Она перевернула страницу и начала заново. Другая композиция – быть может, идеализированная, но почему-то казавшаяся правильной. Блат мог бы выглядеть лихо, все дело в наряде. Военная форма. Копье в руке. Взгляд к горизонту. К моменту завершения работы Шаллан чувствовала себя так, словно день прошел не зря. Улыбнувшись, она показала рисунок Блату как раз в тот момент, когда Твлакв объявил полуденный привал.
Блат глянул на картинку, но ничего не сказал. Несколько раз хлестнул чулла, чтобы тот остановился возле того, который тянул фургон Твлаква. Тэг подкатил свой фургон – на этот раз ему выпало везти рабов.
