– Итак, солдат, – заговорил великий князь Холин, пока они шли. – О чем ты хотел со мной побеседовать?
Каладин сделал глубокий вдох:
– Год назад я был солдатом в армии Амарама.
– Так вот где ты выучился. Я должен был догадаться. Амарам – единственный генерал в княжестве Садеаса, по-настоящему наделенный способностями к руководству.
– Сэр, – выдавил Каладин, останавливаясь на ступеньках, – он предал меня и моих людей.
Далинар замер и посмотрел на него:
– Полагаю, Амарам принял неудачное решение в бою? Никто не безупречен, солдат. Если он послал твой отряд туда, где было плохо, я не думаю, что это было намеренно.
«Нужен решительный рывок, – приказал себе Каладин, заметив Сил, которая сидела на гребне сланцекорника, неподалеку справа. Она кивнула ему. – Он должен знать».
Просто…
Юноша никогда никому не рассказывал эту историю целиком. Даже Камню, Тефту и остальным.
– Все было не так, сэр. – Каладин в свете сфер посмотрел Далинару прямо в глаза. – Я знаю, откуда у Амарама осколочный клинок. Я там был. Я убил осколочника, которому он принадлежал.
– Это не может быть правдой, – медленно произнес Далинар. – Случись так, ты бы получил и доспех, и клинок.
– Амарам забрал их себе, а потом перебил всех, кто знал правду. Всех, кроме одного солдата, – его убивать не стал, а заклеймил как раба и продал. Совесть не позволила.
Великий князь молчал. Склон холма позади него был совершенно черным, освещенным лишь звездами. В кармане Далинара сияло несколько сфер, просвечивая сквозь ткань мундира.
– Амарам – один из лучших людей, которых я знаю, – наконец проговорил он. – Он безупречно честен. Я ни разу не видел, чтобы он хотя бы воспользовался случайным преимуществом над противником во время дуэли, даже в тех случаях, когда подобное было бы допустимо.
Каладин не ответил. Когда-то он тоже в это верил.
– У тебя есть доказательства? – спросил Далинар. – Ты понимаешь, что я не могу в таком вопросе положиться на слово одного человека.
– Точнее, слово одного темноглазого, – бросил Каладин, стиснув зубы.
– Проблема не в цвете твоих глаз, – возразил Далинар, – но в серьезности твоего обвинения. Слова, произнесенные тобой, опасны. У тебя есть хоть одно доказательство, солдат?
– Есть и другие свидетели того, как он забрал осколки. Люди из его личной гвардии, которые убивали по его приказу. И еще бурестраж. Средних лет, с острым лицом. У него была борода, как у ревнителя. – Каладин помедлил. – Они все были соучастниками, но, возможно…
Далинар тихонько вздохнул в ночи:
– Ты говорил кому-то еще о том, в чем обвиняешь его?
– Нет.
– Продолжай держать язык за зубами. Я выясню все у Амарама. Спасибо, что посвятил меня в эту историю.
– Сэр! – Каладин шагнул к Далинару. – Если вы действительно верите в справедливость, то…
– Парень, хватит на сегодня, – перебил Далинар спокойно и резко. – Ты высказался, а теперь молчи, если не можешь предложить мне что-то другое в качестве доказательства.
Каладин подавил мгновенную вспышку гнева. Это было нелегко.
– Я оценил твой вклад в наш разговор о дуэлях моего сына, – сменил тему Далинар. – Это, по-моему, уже второй раз, когда ты добавил что-то важное к нашим совещаниям.
– Спасибо, сэр.
– Но, солдат, ты идешь по лезвию бритвы. С одной стороны, ты полезен; с другой – твое отношение ко мне и моим близким граничит с неповиновением. Ты состоишь из одних колючек. Я не обращаю на это внимания, потому что знаю, что с тобой сделали, и вижу в тебе солдата. Человека, которого я нанял для этой работы.
Каладин стиснул зубы и кивнул:
– Да, сэр.
– Хорошо. А теперь беги вперед.
– Сэр, но я должен сопровождать…
– Думаю, я вернусь во дворец, – сказал Далинар. – Непохоже, что сегодня мне удастся заснуть, так что лучше буду досаждать вдовствующей королеве своими мыслями. Ее стражи последят и за мной. Я возьму одного с собой, когда отправлюсь в наш лагерь.
Каладин тяжело вздохнул и отдал честь. «Ну и ладно», – подумал он, продолжив путь по темной сырой тропе. А когда подошел к подножию холма, Далинар все еще стоял на прежнем месте и казался лишь тенью. Великий князь, похоже, погрузился в раздумья.
Каладин повернулся и пошел к лагерю Далинара. Подлетела Сил и опустилась на его плечо.
– Видишь, – заговорила она. – Он услышал.
– Сил, ерунда это все.
– Что? Но ведь он же сказал…
– Я вывалил ему то, что он не хотел услышать, – перебил Каладин. – Даже если он захочет в этом разобраться, найдет множество причин пренебречь тем, что узнал от меня. В конце концов все сведется к моему слову против слова Амарама. Буреотец! Не надо было мне вообще затевать этот разговор.
– Так ты выкинешь это из головы?
– Клянусь бурей – нет! Я сам добьюсь справедливости.
– Ох!.. – Сил присела на его плечо.
Они шли долго и наконец приблизились к военному лагерю.
– Каладин, ты не неболом, – наконец произнесла Сил. – Ты не должен быть таким.
– Кто-кто? – переспросил он, перешагивая через копошившихся во тьме кремлецов. Те во множестве выбирались наружу после бури, когда растения раскрывались, чтобы как следует напиться воды. – Так назывался один из орденов?
Он кое-что о них все же знал. Все знали – благодаря легендам.
– Да, – мягко проговорила Сил. – Я переживаю за тебя. Думала, все изменится к лучшему, когда ты освободишься от мостов.
– Все действительно изменилось к лучшему. Никого из моих людей не убили с того дня, как мы освободились.
– Но ты… – Она как будто не могла подобрать нужных слов. – Я думала, ты станешь таким же, как был когда-то. Я помню человека на поле боя… Человека, который сражался…
– Сил, тот человек умер. – Каладин махнул дозорным. Его снова окружили свет и суета; посыльные бегали по делам, паршуны чинили здания, поврежденные бурей. – Пока я был мостовиком, мне приходилось заботиться лишь о своем отряде. Теперь все по-другому. Мне придется стать кем-то другим. Я просто еще не понял кем.
Когда он достиг казармы Четвертого моста, Камень разливал вечернюю похлебку. Гораздо позже обычного, но у многих нынче было странное расписание дежурств. Хотя они могли есть не только похлебку, но все же настаивали, чтобы на ужин готовили именно ее. Капитан с благодарностью принял миску, кивнул Бисигу, который болтал с товарищами о том, как же им не хватает вылазок с мостом. Каладин привил им уважение к мосту – такое же, какое солдат испытывал к своему копью.
Похлебка. Мосты. Они с такой нежностью говорили о вещах, что некогда были символами их рабства. Каладин начал есть, но остановился, заметив бритого и мускулистого новичка, который прислонился к камню возле костра.
