Убедившись в невозможности высадиться, из-за прибоя, мы гребли вдоль скал, но недолго. Скалы эти замечательно интересны. Каменная порода, из которой они состоят, по большей части туф вулканического происхождения, заключает в себе толстые пласты столбообразного базальта, и можно было проследить красивые узоры, выведенные искривленными и втиснутыми в туф колоннами, а также целые пещеры с цельными и наполовину усеченными столбами. В темно-коричневой каменной массе попадались ярко-желтые полосы, происходящие, по мнению геологов, от действия разных солей на камень. Скалы местами нависли. Местами море под ними выдолбило длинные, низкие пещеры и продолжало врываться туда по гладкой наклонности.
Отовсюду нависли ледяные сосульки, и в одном месте из них образовалась как бы бахрома, из которой постоянно падали оттаявшие капли, образуя миниатюрный водопад. Точно большой брандспойт лил воду через край скалы. Проезжая очень близко мимо отвесной скалы, мы заметили очень внятное эхо. Было поздно, когда мы вернулись на судно, пытавшееся, между тем, развернуться в бухте. Этот маневр оно исполняет не очень удовлетворительно, вследствие трудности одновременно пустить машины, правую и левую, так что нередко проходит несколько минут, прежде чем их приведут в движение.
Это обстоятельство ставит нас в довольно опасное положение, когда ощупью пробираешься в каком-нибудь сомнительном проходе. Когда китобойная лодка была поднята, мы отправились к месту, где пингвины собираются высиживать яйца. Всякая надежда найти удобное место для высадки почти что исчезла.
У самой колонии пингвинов было несколько севших на мель ледяных гор; подойдя совсем близко к ним, мы несколько раз опускали лот, достигавший глубины от 12 до 34 морских саженей. У подножия колонии, очевидно, есть довольно обширная отмель. За несколькими такими горами, вероятно, есть удобные якорные места, но нет в том числе ни одного укрытого, позволяющего высадиться на плоский берег, о который неустанно разбиваются волны. Потребовались бы недели для того, чтобы выгрузить простые припасы, и один Бог знает, во сколько времени нам удалось бы высадить лошадей и моторные сани. Пришлось, скрепя сердце, отказаться от нашего излюбленного плана – такая жалость! Все на этом берегу сулило хорошую зимовку. Удобное место для дома, лед, служащий запасом воды, снег для животных, хорошие покатости для бега на лыжах, обширные гладкие каменные площади для прогулок. Близость к Барьеру и колониям двух видов пингвинов, удобный подъем на гору Террор, хорошие условия для биологических работ, хорошие обсервационные пункты для всевозможных наблюдений, довольно удобный путь на юг, с невозможностью быть отрезанным, и пр. Бесконечно жаль бросать такое место.
Проходя мимо колонии пингвинов, я подумал, что мы вряд ли правы, полагая, что все гуано
[21] сдувается ветром. Мне кажется, что местами должны быть его порядочные накопления. Пингвины с судна ясно видны. Большая колония занимает огромную площадь и, должно быть, простирается до пределов удобной и укрытой местности. Малая колония разбросана больше клочками; и ту, и другую, по-видимому, можно еще значительно расширить. Такие свободные площади были бы идеальным местом для зимней станции, если бы только найти легкий способ выгрузки.
Я заметил много отдельных групп пингвинов на снежных склонах к морю, далеко от колоний; трудно себе представить, зачем бы им так уходить.
Пока мы стояли напротив колоний, у самого судна поднялись на поверхность несколько китов-косаток. Житье им тут с этими тысячами пингвинов, снующих у них под носом.
Мы видели старый сигнальный шест, оставленный нами, когда мы здесь стояли с судном «Дискавери». Он торчит так же прямо, как когда мы его поставили. Мы сличали все, что видели со старыми фотографиями. Ни в чем не заметно перемены, что очень удивительно, в особенности относительно края Барьера.
На запад от колоний пингвинов идет неприступный берег с высокими ледяными утесами, и местами из-подо льда выглядывает голая скала. Даже если бы было возможно высадиться, от поверхности Барьера нас отрезали бы снежные скаты с жестокими трещинами; нет никакой надежды найти удобное место до мыса Ройдса [Cape Royds].
Гора Террор несколько часов назад очистилась от облаков, и вид ее несколько раз изменялся. Подняться на нее, наверное, было бы легко.
Солнце весь день упрямилось: то выглядывало, то опять скрывалось. Отсутствие его весьма чувствительно.
Программа:
1. Брюс ручным лагом измеряет скорость хода.
Боуэрс отмечает высоту встречающихся предметов.
Нельсон записывает результаты.
2. Пеннел отмечает на карте местоположение.
Черри-Гаррард записывает результаты.
3. Эванс наблюдает и зарисовывает на плане местность на траверсе.
Аткинсон записывает результаты.
4. Кэмпбелл измеряет поперечные расстояния посредством искателя.
Райт записывает результаты.
5. Ренник измеряет глубину машиной Томпсона.
Дрейк записывает результаты.
Среда, 4 января.
1 час пополудни. Мы обошли Птичий мыс, и теперь мы в виду места нашего назначения; но сомнительно, доходит ли открытая вода так далеко.
Мы пошли по открытому каналу вдоль самого берега. Птичий мыс имеет округленную форму со многими выступами. Трудно сказать, который из них настоящий мыс.
Такая же суровая, неприступная, льдом окованная береговая линия простирается без перерыва от колонии пингвинов, что на мысе Крозье, до Птичьего мыса. На запад от последнего есть обширная площадь земли, на которой находятся одна большая колония и несколько маленьких.
На однотонном, темном, красновато-буром фоне земли заметно множество серых пятен; это – гранитные валуны. В подзорную трубу можно различить один такой валун на остроконечном возвышении, не менее 1300 футов над уровнем моря.
Вблизи от колонии лениво ныряла другая группа китов-косаток, состоящая из старого экземпляра, с очень высоким, прямым спинным плавником, и нескольких молодых. Мы внимательно наблюдали за небольшой компанией пингвинов, прыгавших в воду и плывших прямо к врагам. Казалось невозможным, чтобы они, беспрестанно вспрыгивая на воздух, не замечали зловещего плавника; однако они, по-видимому, не обращали никакого внимания, и, что всего страннее, хотя пингвины должны были пересечь путь через косаткам, не было заметно ни малейшего движения среди последних, и птицы невредимо соскакивали с них на другую сторону. Объяснить это можно разве пресыщением косаток.
Обходя Птичий мыс, мы постепенно открывали хорошо знакомые и незнакомые места: гору [Дискавери] и Западные горы, смутно видневшиеся сквозь дымку. Приятно было увидать их, и нам, в сущности, пожалуй, лучше на этой стороне острова. Чувствуется как бы что-то родное в этой обстановке.
4 часа пополуночи. Крутые, голые склоны западной стороны Птичьего мыса, если смотреть на них с юга, скорее походят на высокие утесы и сразу бросаются в глаза. Мы тут попали опять в плавучие льды, и многие из нас провели ночь на палубе. Я заметил несколько льдин совершенно нового типа. Поверхность их покрыта чешуей, которая состоит из многих маленьких, набегающих друг на друга ледяных чешуек, положенных по отношению к поверхности под одним и тем же углом. Мне сдается, что это происходит от тонкой пыли, на которую сверху лег снег.
