– Примерно полмесяца назад я уже была в музее, – подтвердила барышня. – Женщина, что сидела в архиве, не хотела меня пускать – благо мимо проходил Роберт Михайлович, и мне удалось его уговорить. Мы беседовали об известной в узких кругах коллекции купца Павла Афанасьевича Шалимова, исчезнувшей в восемнадцатом году. К сожалению, беседа не была обстоятельной, сегодня я вновь пришла к нему, чтобы уточнить некоторые вопросы. В первых числах мая я была в Иркутске – в Адмиральском музее, там сказали, что информацией не владеют и получить подробную консультацию можно только в Новониколаевске…
– Вам знакома фамилия Кончак? – перебил Максим.
Говорящая осеклась. Удивленно приподняла брови.
– Нет… Это плохо?
– Не знаю. Но несколько дней назад человек с такой фамилией интересовался коллекцией Шалимова.
Кукольное личико как-то вздрогнуло, в глазах мелькнул испуг. Но она быстро справилась и сделала невинную мину.
– Серьезно, я не знаю… Полчаса назад я вошла к Курепову, он меня вспомнил и что-то воскликнул про чудесное совпадение – дескать, в дверях я столкнулась с «очень воспитанным и интеллигентным человеком», которому он рассказывал о коллекции… Я решила рискнуть… Извинилась, сказала, что забегу позже, побежала на улицу – вы как раз стояли у киоска с мороженым…
– Вы такая решительная, – иронично заметил Максим. – И рискованная. Полчаса меня гипнотизировали…
– Но я же ничего про вас не знаю, – она сделала умоляющие глаза. – А вдруг вы из компании тех людей, которые мне угрожали? Я долго за вами наблюдала – вы ДРУГОЙ. Уж поверьте, я окончила Монреальский университет, имею диплом психолога…
– И с каждой минутой ситуация все больше запутывается, и я уже ни черта не понимаю, кроме того, что вы не хотите есть, – усмехнулся Максим. – Давайте выруливать. Начнем с несложного – ваше имя?
– Катрин Варден, – спохватилась девушка. – Можно Катя. Я подданная Канады…
Замутилось что-то в голове. То, что девушка привлекательна, он заметил. Но решил не заострять. В природе существует Алла Микош, два часа назад их головы лежали на одной подушке, вечером все повторится, так что… Но это еще не главное. Проблема текущего момента заключалась в том, что за Максимом и его новой знакомой продолжали следить…
Непросто «курировать» две темы одновременно. Вслушиваться в тихий голос Кати и размышлять об особенностях слежки в большом городе. Сообщник Кати, оставленный для подстраховки? Или наблюдали ЗА НЕЙ, и теперь Максим невольно вовлечен в орбиту? Он сознательно не подавал вида. Катя говорила не сбиваясь. В Новониколаевске она проживает всего месяц, купила однокомнатную квартиру в центре – на улице Кабинетской: район считается престижным, но очень грязный двор-колодец, последний этаж старого кирпичного дома, в стенах дыры, как в швейцарском сыре, злобные соседи, невзлюбившие ее с первого дня… А как она оказалась в Новониколаевске, история отдельная. И запутанная. В принципе, Катрин Варден – девушка русская. Хотя и не везде. Прабабушку в восемнадцатом году вывезли из Сибири – никто не знал, что Колчак выстоит у Омска, сломает хребет 11-й армии, перейдет в контрнаступление и навсегда закажет большевикам появление в Сибири. Скиталась по Маньчжурии, Харбину, назад уже не вернулась – с каким-то клерком из бывшего российского представительства отправилась в Туркестан, откуда, напуганная слухами о зверствах атамана Анненкова, перебралась в Персию, потом в Турцию, из Турции судьба забросила в глухие лондонские трущобы, где и прожила, не зная сытости и радости. Сыну прабабки повезло больше – выбился в люди, окончил Кембридж, в пятидесятом перебрался в окрестности озера Онтарио, где женился на украинской переселенке, устроился менеджером на завод стеклотары и проработал там всю жизнь, не помышляя о продвижении по службе. Дочь упомянутого господина в восьмидесятом вышла замуж – спутником по жизни оказался мелкий провинциальный актер по фамилии Варден. Через год родилась Катя, начались семейные неприятности. Отец получил травму ноги, вкусил прелести алкоголизма, мать обзавелась хроническим бронхитом, тоже не стала чураться бутылочки, а через три года оба сгорели в своем скромном одноэтажном домике в окрестностях Монреаля – полиция решила, что имел место суицид «по взаимному согласию». Катя спряталась в подвале, откуда ее и извлекли усатые пожарники с французско-хохляцким выговором. Детство у девочки было какое-то странное. Приют Святого Патрика – покровителя всех ирландцев (который никогда не был ирландцем), школа-интернат, годы учебы в окружении брошенных детей и не очень чутких преподавателей. Деду с бабкой – ленивой украинке и менеджеру стеклотары – Катя никогда не была интересна, несколько раз приезжали в гости, привозили просроченные продукты… Потом – успешное поступление в Монреальский университет, студенческий городок, работа ночной сиделкой в еще одном приюте (кажется, тоже Святого Патрика), зубрежка, проблески с личной жизнью… И вдруг письмо из Лондона, из которого Катя узнает, что ее прабабушка еще жива и не прочь взглянуть на свою правнучку!
Блеснуло в голове.
– Минуточку, – перебил Максим. – Имя вашей долгожительницы-прабабушки – случайно не… – он напрягся, вспоминая со слов Семигина рукопись поручика Воропаева, – Даша?
– Даша… – вздрогнула девушка и уставилась на Максима с ярко выраженной опаской. – А откуда вы?..
Он сделал предостерегающий жест и начал рассказывать. О тяжелой студенческой жизни, о профессорском задании, мемуарах поручика и странном предположении, что коллекция мецената Шалимова спрятана в тайге западнее Березинского тракта, что, собственно, и стало причиной посещения Художественного музея…
– Предположение не странное, Максим, – сглотнув, сказала Катя, – в девяносто девятом году я съездила в Лондон и, если так можно выразиться, погостила у своей прабабушки. Она была очень старая, почти не видела. А через месяц после моего визита она тихо скончалась – в возрасте ровно ста лет… Бабушка рассказала, что коллекция действительно находится в окрестностях Березинского тракта…
Скользкие мурашки ползли по телу. «И куда это меня втягивают?» – думал он.
– Дарья Антоновна не знала точного места, где спрятана коллекция, – говорила Катя, пристально глядя ему в глаза. – Но повествовала о каком-то разрушенном храме – неизвестно чьей народности… В его окрестностях якобы все и спрятали работники ВЧК… Если двигаться от станции Турово на север, это километров тридцать… Ну… примерно. Никто не считал. Около трех дневных переходов на груженых подводах по тайге… Я видела современные карты крупного масштаба. Местность до сих пор не заселена – глушь, необжитая тайга. Но если ехать из Тулуна по Березинскому тракту, можно добраться до Малакута – это уездный центр, а уж оттуда, на юго-запад, минуя несколько деревень… в нужное место. Я наводила справки – в том районе, который нас интересует, в годы Гражданской войны было две деревни: Чахловка и Мансурово. В Чахловке в 19-м году случилась вспышка сибирской язвы, жители умерли, деревню отгородили, потом сожгли. В Мансурове – на реке Курепке – кто-то оставался жить, там даже была купеческая фактория, но потом и оттуда все съехали, остались старики, которые со временем вымерли…
