– Знатно влетели, – бормотал Генка, вычесывая из затылка сухие листья. – Как ты думаешь, Максим, с нашими бабами все в порядке? Хоть убей, не могу додуматься, где их искать…
– Наши бабы не такие дуры, какими прикидываются, – утешал он приятеля, а заодно и себя. – Притаись, мы с ними еще встретимся, не волнуйся… Отличное место для засады, Генка. Эта дорога – единственная щель в тайге, откуда эта нечисть может вылезти. Давай-ка подождем…
«Нечисть» полезла буквально через десять минут. У сельчан действительно имелась крепкая коняга с притороченными к бокам сумками. Рыжий детина стегал животное – лошадь хрипела, продираясь по заросшей дороге. Все лицо у парня было в крови, бесновато сверкали глаза. Держась за круп, ковылял волостной писарь с разбитым носом. Третьего где-то потеряли. «Не продолжается ли кровавая жатва?» – насторожился Максим. Но все оказалось проще. Возможность уникальная и, видимо, последняя: Максим выкатился из-под куста, влетев рыжему под ноги. Парень завопил, выпустил поводья. Олух тот еще – испугался до смерти, даже не пытался оказывать сопротивление: он свалил его одним ударом, свернув нос, а потом бил самозабвенно, пока у нетопыря глаза не закатились. Метнулся на помощь Генке, который таскал за волосы писаря, а тот лупил его локтем под дых. Схватил Сидорчука за шиворот, поволок к ближайшей осине, где и влепил его лобешником в невозмутимый ствол… А потом случилось совсем невероятное. Дрогнули кусты, лязгнул металл – он запоздало сообразил, что вот и третий догнал… метнулся куда-то, не разбирая дороги. Грохнул выстрел, тряхнув шапку кустарника. Генки на виду уже не было, и то слава богу. Максим подпрыгнул… и застыл, увидев перед собой оскаленную харю. Зелень на лице густыми пятнами, кадык гуляет, как коленвал, но приклад уперт в плечо, ствол нацелен куда надо и вот-вот изрыгнет порцию свинца… Он застыл, как кролик, примеченный удавом. И наблюдал с благоговейным изумлением, как за спиной проходимца на кочке вырастает женская фигура – Алла Микош! Вся зеленая, чумазая, как кикимора, волосы сосульками, а в руках что-то ржавое, совсем не приспособленное для слабых женских рук. Пыталась наставить на негодяя, но руки тряслись. Он проморгался – револьвер! Самый настоящий «наган» времен Гражданской войны!
Почуяв неладное, проходимец обернулся. Алла надавила на курок. Что-то хрустнуло. Надавила еще раз – тот же результат. Совсем спятила… Татуированный нервно гоготнул. Она упорно продолжала давить. В механизме что-то со скрежетом сработало, надсадно провернулся барабан, хлопнул выстрел…
Парню пробило грудь. Он рухнул плашмя, захлебнувшись хохотом. «Не может быть», – подумал Максим.
Он подошел к трясущейся девушке, отнял револьвер, недоверчиво на него уставился. Бывают же чудеса в решете… Он обнял ее, ослабшую, падающую, усадил бережно на кочку.
– Спасибо, милая… Ты где взяла эту гадость?
– Т-там… – она ткнула куда-то подбородком. – С-скелет офицера с фуражкой, п-помнишь?.. И эта штука лежала под телом, во мху, я взяла и постеснялась говорить…
Какие мы порой застенчивые. И хорошо, что не показала ее раньше, – последствия могли бы быть хуже… Показалась обалдевшая Чеснокова с коктейлем, размазанным по мордашке. Прокашлялся Генка, собираясь ляпнуть что-то торжественное и по поводу. Но не успел. События неслись, как камень с горы. Послышалось рычание мотора, и с возвышенности, на которой располагался храм, съехал компактный вездеход, переоборудованный из внедорожного «Тунгуса». Из распахнувшихся дверей выскочили двое в камуфляже.
– Всем оставаться на местах! – прорычал громоподобный голос. – Военная контразведка!
«А вот это даже не рояль, а целое фортепиано в кустах», – с содроганием подумал Максим. Официальные структуры – это что-то новенькое. Хотя настолько ли они официальны в данной ситуации?
– Тикаем! – завопил Генка, и, что ни говори, мысль была стоящей. Взревел мотор – и тут рванулась лошадь с болтающимися сумками! Заржала, врубилась в кустарник, едва не раздавив в лепешку ошалевшего Генку. А дальше они уже не смотрели – кинулись в лес, наплевав на грозные окрики, и только уже в низине, увязнув в буреломе, обратили внимание, что в спину не стреляют…
Да, собственно, и не преследовали. Из машины вышли еще двое – вальяжные, степенные, в меру небритые. Задумчиво посмотрели на лес, где из темноты, из-под завалов бурелома моргали четыре пары испуганных глаз. Старший по должности (а может, и по званию) – рослый, атлетически скроенный, перекосил половину лица, изображая державные раздумья. Сплюнул в сторону, дескать, невелика потеря. А дальше четверо работали слаженно. Один уселся в вездеход, подкатил поближе. Другой привел лошадь, прядущую ушами, третий и четвертый перегрузили тяжелые сумки в нутро вездехода («И ничего-то с ними не случилось, – шипел Генка, – я же говорил, что все это лажа…»). Первый в это время навестил рыжего Бориску, который пребывал в тяжелом нокдауне, полюбовался, явно одобряя результат, перешел к татуированному, покачал головой – случай безнадежный. Отправился дальше. И тут случилось чудо – под осиной что-то резво заворочалось, подпрыгнул писарь с окровавленной рожей, стрельнул глазками и пустился наутек! Трое весело заулюлюкали. Четвертый тоже не растерялся, выхватил из кобуры пистолет какой-то странной угловатой конструкции. Однако выстрел не прогремел. Вместо пули вылетела капроновая сеть, расправилась в полете, превратившись в трехметровую летучую мышь и красиво накрыла беглеца!
– Ух ты… – прошипела Чеснокова. – Здорово…
Не самое потрясающее оружие в арсенале спецслужб. На вооружении разведвзвода Максима имелась сеть и покрупнее – настоящий переносной барьер, останавливающий автомобили. Он лично тормозил грузовик весом пять тонн, пылящий по шоссе со скоростью 70 километров в час…
– Подумаешь, – фыркнул Генка (как будто много в этом деле соображал), – я слышал, изобрели гель, распыляемый из баллончика – такой скользкий, что устоять невозможно, – выстрелил под ноги противнику, и тот начинает выписывать блатные… тьфу, балетные па, пока не брыкнется. А еще придумали прибор, передающий электрический заряд по ультрафиолетовому лучу. Попадает в человека и парализует – напрочь. Причем способен действовать на несколько километров…
– Генка, заткнись, – шепнул Максим. – Ишь, разговорился.
Содержимое сетки, награждая щедрыми пинками, отволокли к вездеходу и загрузили в заднюю дверь. Каракатица развернулась задним ходом, подмяла мощный куст и через минуту растворилась за храмом. Наступила тишина – словно не было никого.
– Нашли, называется, клад, – скорбно вымолвил Генка. – Ладно, хоть сами целы.
– Не уедут они далеко, – загробным тоном вымолвила Алла, и все изумленно на нее уставились. – Ну что вы на меня смотрите? – разозлилась она. – Не уедут они далеко, говорю, не отпустят их лесные духи…
– М-да уж, – почесал загривок Генка. – Что и говорить – диагноз…
Похоже, у всех немного съехала крыша. Он твердил себе, что не может оставить в лесу мертвую девушку. Какой бы ни была, а не мог ее бросить на съедение зверью. Плевать на Ройда, плевать на потомка Даши Красавецкой – эту публику не жалко… Все его прекрасно поняли, даже Алла, хотя и отказались возвращаться в Чахловку. Он помчался один – благо маршрут давно выверен, а лихие люди кончились – одних уж нет, а те далече… Он вырвался из леса, гадая, из чего будет делать волокушу, подбежал к тому месту, где лежали неподвижные тела… и аж присел от изумления, обнаружив, что Катя пытается приподняться, харкая кровью! Не зря, выходит, вернулся. Он рухнул на колени, перевернул ее на спину.
