– Хорош! Готов он уже! – остановил его Питбуль. – А то кровью и машину, и себя изгваздаем.
Они вышли наружу и перетащили убитого хозяина машины на переднее пассажирское кресло. Оглядевшись, Питбуль сел на водительское место и включил передачу. С пронзительной пробуксовкой «Опель» сорвался с места и скрылся в ночи. Питбуль, когда-то имевший пристрастие «гарцевать» на иномарках, «Опелем» рулил уверенно, как будто и не было перерыва в несколько лет. Автомобиль, шелестя шинами, стремительно летел по шоссе. Выжимая газ до полутора сотен километров в час, бандит всматривался вперед, надеясь, что до самого Лесокамска им не встретится ни одного поста ДПС.
Однако его надежды не оправдались. Километрах в десяти от места назначения он увидел красный огонек светящегося жезла, который предписывал немедленно остановиться. Проворчав: «Да, хрен вот вам!» – Питбуль прибавил газу, и машина полетела на пределе своих возможностей, ежеминутно рискуя «сыграть» колесами на выбоинах в асфальте и улететь в кювет.
Следом за «Опелем», мигая маячками, тут же рванула в погоню «десятка» гаишников. Но тягаться в скорости с иномаркой ей было не под силу. Питбуль, пригнувшись к рулю и оскалив зубы, держал педаль акселератора прижатой к полу кабины, и иномарка мчалась испуганной птицей с головокружительной скоростью. После очередного поворота, где скорость пришлось немного снизить, он снова притопил до предела, глядя на приближающиеся городские огни.
Когда до городской окраины осталось совсем чуть-чуть, предполагая там засаду, Питбуль круто свернул на боковую дорогу, и вскоре они были за придорожными зарослями. Погасив фары, бандиты дождались, когда мимо них по дороге, мигая маячками, со звуками сирены, пролетят гаишники. После этого, обыскав убитого и его машину – поживиться удалось лишь обручальным кольцом и всего тысячей рублей – сообщники подожгли бензобак и двинулись к городу лесными дорогами.
Когда уже почти рассвело, они шагали по одноэтажным пригородам Лесокамска, всматриваясь в названия улиц. Обоим подельникам здесь бывать еще не доводилось, поэтому они высматривали, у кого бы спросить дорогу в микрорайон Тумановка. Наконец, увидев какую-то женщину, которая явно еще с ночи была под градусом, они подошли и спросили, в какой стороне Тумановка. Та, оценивающе посмотрев на незнакомцев, неожиданно попросила:
– А не соблаговолят ли мушчины дать бедной даме на бутылочку пива, подлечиться? А? Дорогу покажу – лучше меня никто не знает.
– Держи! – Питбуль сунул «даме» сторублевку.
– Пр-ремного благодарна! – расшаркалась та. – Вот, как сейчас идете, так и идите. Увидите магазин «Визит», от него сворачивайте вправо и шуруйте до самого конца. Как пятиэтажки закончатся, так сразу и начнется Тумановка.
«Дама», покачиваясь, побрела дальше, а беглецы зашагали в указанном ею направлении. Через полчаса они в самом деле увидели большой магазин со светящейся вывеской «Визит», который был как раз напротив начинающейся от этого места примыкающей улицы. Свернув вправо, бандиты шли еще не меньше получаса по просторной улице, застроенной многоэтажными домами, пока, наконец, не оказались у небольшого сквера, за которым виднелись крыши одноэтажных домов. Спросив у деда, катившего куда-то тележку с мешком муки, не Тумановка ли это, и получив утвердительный ответ, они зашагали в глубь поселка, высматривая улицу Казенную.
Здесь они уже никого не стали расспрашивать – их визит к тайному казначею общака должен был остаться незамеченным. Пройдя почти до конца поселка, беглецы, наконец-то, увидели уходящую влево улочку, обозначенную ржавой табличкой как «Казенная». Теперь им оставалось найти дом под номером восемь. Таковой оказался почти в самом ее начале – третий или четвертый по счету. Нажав у дряхленькой калитки кнопку звонка, визитеры вскоре услышали чьи-то шаги, и к калитке подошел крепкий еще дед лет семидесяти с шевелюрой, лишь слегка усеянной сединой.
– Кого? – подозрительно вглядываясь в незнакомцев, коротко и весьма неприязненно спросил он.
– Павел Нифонтович?
– Не исключено… – не дрогнув ни единым мускулом лица, лаконично уведомил дед.
– У меня малява от Васьки-Шведа. – Питбуль достал из кармана полиэтиленовый пакет с картами и извлек сложенный вчетверо листок бумаги, в котором было всего несколько строк и длинный ряд цифр – «код подлинности» малявы.
– Настоящая фамилия Шведа? – спрятав бумажку в карман и не спеша открывать калитку, поинтересовался старик.
– Шевардин. Сидит по сто пятьдесят девятой, часть четвертая, срок – восемь лет колонии, родом из Воронежа, имеет две ходки, эта – третья, – как прилежный ученик на уроке географии, назвавший нужные города и реки, перечислил Питбуль.
– Ну, и последнее… А с чего это вдруг вы ко мне-то пришли? – Дед вновь окинул незваных гостей недружелюбным взглядом. – У меня не гостиница, не ночлежка…
– Нам только до вечера перекантоваться, а в ночь мы уйдем, – задушевно уведомил Питбуль. – Мы с зоны сорвались! Нам сейчас – куда сунуться-то? Все малины менты прометут – хрен где схоронишься.
– Вот, свалились вы на мою голову! – Все еще не решаясь открыть калитку, старик достал из кармана сотовый: – Ща уточню… – Отойдя шагов на пять, он набрал чей-то номер и вполголоса сказал: – Тит, это Куркуль. Ко мне тут двое с малявой от Шведа пришли, Питбуль и Шпыль, просятся до вечера. Как с ними? Говорят, в бега сорвались…
Выслушав своего собеседника, старик вернулся к калитке и, клацнув запором, без тени радушия объявил:
– Заходите. До вечера побыть здесь можете. Стемнеет – свободны. Глупостей делать не вздумайте. Люди о вас знают, если что – пожалеете, что вообще родились…
Заперев калитку, он пошел к дому, а его гости зашагали следом.
Обсудив с начальником колонии все интересовавшие их вопросы, вместе с капитаном Одаиным опера прошли по территории ИТК. Тот колодец, через который семь лет назад произошел побег, еще тогда был наглухо забетонирован. На все прочие люки поставлены дополнительные замки с сигнализацией, канализационная труба внутри была оборудована мощной решеткой из толстой арматуры.
– Теперь этот вариант побега исключен абсолютно, как и любой другой, – добавил капитан, показывая на системы видеонаблюдения, охватывающие всю без исключения территорию колонии.
Кроме того, Одаин пригласил для беседы троих заключенных, кто мог помнить Питбуля и Шпыля. Первым в кабинет, выделенный для этой цели, был доставлен некий Митя-Облом, еще крепкий мужчина в годах, полжизни проведший в тюрьмах за патологическую страсть к квартирным кражам. В это ИТК он попал в две тысячи четвертом, а его срок истекал через полтора года. С Питбулем он пересекался на тернистых тюремных дорожках и в один из своих предыдущих сроков. Будучи не очень словоохотливым, тем более с «ментами», он о Сныпкине все же кое-что рассказал. По его словам, Питбуль – человек без каких бы то ни было принципов. Если это выходило за рамки его интересов, он мог пойти на нарушение не только официальных законов и каких-то норм обычного общества, но и на нарушение неписаных законов тюремной среды.
