Ну, а дальше — сами понимаете, что творилось в окрестностях холма. Те, кто бывал здесь, наверняка обратили внимание на фундаменты орденского замка. Крестоносцы построили его не на пустом месте — еще до их прихода здесь был замок пруссов. Причем рыцари пытались штурмовать его еще с 1252 года, но безрезультатно. Король Отакар тоже не смог взять Гирмову, впрочем, кажется, и не пытался. Впервые крестоносцы вошли в замок только в 1264 году. Впрочем, пруссы тут же выгнали их оттуда. Укрепиться в Гермау Орден смог только в 1270 году.
В XVI веке замок был резиденцией герцога Альбрехта. Потом в нем размещалось янтарное управление и суд. Тут же неподалеку, в соседнем поселке Кирпенен — сейчас Поваровка, — стояли и виселицы для расхитителей янтаря. Нравы тогда были суровыми, а государство, как и сейчас, блюло свои интересы.
Подмастерье и ведьмы
Улица Ролльберг в столичном граде Кёнигсберге была знаменита тем, что на ней селились ведьмы. Само место их притягивало, что ли, или обычная женщина, поселившись на холме, со временем становилась ведьмой? Бог его знает. Так или иначе, но вопреки всем войнам, эта улица стоит и поныне. Она почти не изменилась с тех пор, хотя часть ее и стала носить имя врача и астролога Николауса Коперникуса.
В 1775 году к священнику кирхи в Штайндамме обратился старик на деревянной ноге и попросил исповедовать его. Тайны из своей жизни он не делал и разрешил пастору записать рассказ при условии, что его имя упоминаться не будет. Ниже приведена эта история.
Молодой человек нанялся в подмастерья к двум женщинам, имевшим на Ролльберге небольшую пивоварню. Были они в родственных отношениях, нет ли — он так и не понял. Иногда ему казалось, что они сестры, иногда — нет. Об их семьях он тоже никогда не слышал. Впрочем, о таких вещах он тогда и не задумывался. Хозяйки были молоды и, по его словам, «ухаживали за ним наилучшим образом», так что жилось ему неплохо.
Комната молодого человека была рядом с кухней, и однажды ночью он проснулся оттого, что кто-то гремел посудой. Он встал, осторожно приоткрыл дверь и увидел, что обе хозяйки расхаживают по кухне совершенно голые. Смущенный подмастерье не решился объявить о своем присутствии, но и дверь закрывать не стал. Так и стоял он, разглядывая через щель их прелести. Тем временем хозяйки вынули из печи котелок, добавили туда крупный кусок чего-то, похожего на жир, и тщательно размешали. Немного погодя варево остыло, и они принялись руками намазывать его себе на тело, хихикая и постанывая от удовольствия. Затем взяли ухваты и с визгом вылетели в каминную трубу. Подмастерье ахнул от неожиданности. Когда первое оцепенение прошло, любопытство взяло верх над благоразумием: он подскочил к котелку, где еще достаточно было мази, разделся и натер себя с головы до ног. Пошарив за печкой и не найдя ухвата, он оседлал совок для мусора — и к ужасу и восторгу парня совок взвился и вместе с ним метнулся в дымоход.
Во время полета он ничего не видел. По его словам, «тьма была кромешной». Наконец впереди показался огонь: на вершине горы пылал большой костер. Приземлился подмастерье в большой толпе, которую составляли в основном женщины, но внимания на него никто не обратил. Его все же пробирала дрожь от необычности происходящего, и он решил укрыться за большим камнем и наблюдать за шабашем оттуда.
Возле костра, где что-то варилось в котле и жарилось на вертелах, стоял огромный плоский камень, на котором возвышался козел со спутанными ногами. Вокруг него и разворачивался весь праздник. Старик с длинным, до подбородка, носом бил в бубен, а ведьмы плясали на простыне, которую по очереди держали за углы на весу. Тут же скакал и маленький пузатый уродец с козьими рожками и отвислыми ушами — он дул в свиной череп, извлекая отвратительные звуки, которые, однако, ведьмам очень нравились. Когда карлику удавалось извлечь особенно пронзительную ноту, они радостно хлопали в ладоши и кувыркались на простыне, выставляя напоказ срамные места. Все пили густую темную жидкость, зачерпывая ее кружками, ковшами и просто мисками из большого медного таза. Подмастерье заметил, что жидкость совсем не убывала.
Когда веселье достигло той стадии, когда уже никто не разговаривал, а все только визжали и прыгали, одна ведьма — как показалось подмастерью, самая старая из всех — подскочила к козлу и, высунув язык, стала вытворять такие непотребства, что об этом и подумать стыдно, не то чтобы рассказывать. После к козлу устремились другие ведьмы, выделывая то же самое. Когда очередь иссякла, безобразная старуха опять подбежала к козлу и закричала:
— Ну что, все приобщились?
— Все! — хором отозвались ведьмы.
Она и в другой раз спросила, и в третий. И неизменно ведьмы в один голос отвечали ей утвердительно.
Тогда старая ведьма вытащила откуда-то большой нож, одним махом отсекла козлу голову и, размахивая ею, обрызгала кровью всех присутствующих. Ведьмы при этом радостно повизгивали, да так громко, что подмастерье закрыл руками уши, боясь оглохнуть. Наконец все успокоились и стали мирно рассаживаться вокруг костра, готовясь к трапезе. Еда так вкусно пахла, что подмастерье заерзал за камнем — его подмывало подойти и присоединиться к пирующим. Заметив, что хозяйки сидят совсем близко, он выбрался из-за камня и подошел к ним.
— Дайте и мне кусок мяса, — попросил он.
Как же они удивились, увидев его! Но прогонять не стали, даже обрадовались:
— Вот хорошо! Ты-то нам и поиграешь на скрипке, а то нашего скрипача что-то сегодня не видно.
Женщины усадили его рядом, стали кормить и угощать напитком из бездонного таза. Пойло оказалось довольно приятным — сладким и крепким, правда, со странным запахом. Вроде как псиной от него несло, но измученный подмастерье был слишком голоден, чтобы особо принюхиваться. А подкрепившись как следует, он уже играл на скрипке, плясал и целовался с ведьмами, будто всю жизнь только этим и занимался. Мало-помалу он так уморился с непривычки, что свалился в траву и уснул.
Проснулся подмастерье в своей постели далеко за полдень и никак не мог понять, почему это он спит голым и чем же от него так воняет. Понемногу он стал припоминать ночное приключение. И так у него на душе стало гадко, что парень встал, оделся и пошел в ближайший трактир. А там, кружка за кружкой, и излил душу приятелю.
Когда подмастерье вернулся домой, его хозяйки и бровью не повели — будто и не было бурной ночи.
Дни бежали своей чередой, а жизнь в доме шла, как и раньше. Подмастерью стало казаться, что шабаш ему приснился. Он успокоился, и все бы обошлось, да вот только приятель оказался несдержан на язык. Пошли слухи. Подмастерье начал замечать, что хозяюшки косо на него поглядывают. Молчат, все больше хмурятся.
Как-то возится подмастерье в пивоварне возле котлов, вдруг заходит огромная кошка. Он таких и не видел никогда. Оторопел даже. Но кошка даже ласковой оказалась, стала тереться об его ноги. Хотел было подмастерье опять за работу взяться, но вдруг видит, что кошка его все ближе к кипящему котлу подталкивает. Он вправо — и она туда же, он влево — она за ним. Еще бы шаг, и быть подмастерью сваренным живьем. Но он изловчился, отскочил в сторону и пнул кошку ногой. Она в котел и свалилась. Да как закричит человечьим голосом! Подмастерье глянул, а в котле его хозяйка варится. Испугался он, скинул фартук и сбежал из дома. Идет по улице и думает: а ведь найдут хозяйку в котле, его казнят за эту ведьму. Добрался до порта, завербовался на судно. Потом сошел в Риге. Какое-то время в Курляндии перебивался, потом воевал в русской армии. А к старости домой в Пруссию потянуло. Вот и пришел к пастору облегчить душу.
