Бобы, бобы, нет музыкальней еды!
Чем больше сожрешь, тем звучней…
Мой живот заканчивает куплет как раз вовремя. Звук получается громкий, а удар — мощный. Кажется, будто бетонная стена, к которой я прислонился, сотрясается, — хотя, может, это я сам трясусь от страха и напряжения.
Но этому приходит конец. И я чувствую себя словно заново родившимся.
Я пережидаю несколько секунд, чтобы убедиться, что за первой волной не последует вторая. Однако живот не подает признаков жизни, и я облегченно вздыхаю и шагаю к двери.
Но выйти не могу. Потому что прямо передо мной стоит Самара. Она зажала руками нос и рот, широко расставила ноги и будто приросла к полу. По одну сторону от нее валяется раскрытая курьерская сумка, по другую — чашка, из которой пролился кофе. Самара вытаращила глаза и тяжело дышит.
— Поздравляю, Симус Хинкль, — выдыхает она. — Возможно, Анника все-таки права насчет тебя.
Глава 12
Штрафных очков: 250
Золотых звездочек: 60
…
Кому: parsippany@cloudviewschools.net
От кого: shinkle@kilteracademy.org
Тема: Еще один повержен в прах
Дорогая мисс Парципанни!
Я снова это сделал. Недавно после урока биологии я сделал кое-что очень плохое с другим учителем. Это было так ужасно, что она застыла на месте, покраснела и чуть не расплакалась. Я не могу сказать вам, что именно я сделал (поверьте, вы бы не хотели этого знать), но я могу сказать, что прошла уже неделя, а я до сих пор чувствую себя ужасно.
Это была случайность — так же, как и тогда, когда я попал в вас яблоком или в Ферн мячом. Я старался загладить вину и быть прилежным учеником… но уроки здесь очень странные. И учат нас всяким странным вещам.
Взять хотя бы музыку. В Клаудвью на этом уроке мы слушаем Бетховена, считаем такты и играем на пианино мистера О’Малли «Зеленые рукава». Здесь на музыке нас учат свистеть, не шевеля губами. Этим мы недавно занимались. Два часа подряд.
Другие уроки такие же чудные. На физкультуре мы бегаем по кампусу, а старшие студенты притворяются взрослыми и догоняют нас. На развитии речи мы совершенствуемся в поросячьей латыни
[3] и учим поросячий французский; это то же самое, что поросячья латынь, только в каждом слове ударение надо ставить на последний слог. На изобразительном искусстве мы рисуем страшные рисунки — в идеале при взгляде на них родителей должны целую неделю мучить кошмары.
Я до сих пор не понимаю, как эти навыки пригодятся мне в реальной жизни, но я принял правила игры. Потому что это радует моих учителей. И потому что когда-нибудь семестр закончится. Я поеду домой. Родители будут думать, что я исправился, и я сделаю все, чтобы доказать им, что они не ошибаются. А Килтер останется просто странным местом вблизи Северного полюса, где я когда-то провел несколько недель.
По крайней мере, я на это надеюсь.
С уважением, Симус Хинкль
— Любовное письмо?
Я подпрыгиваю. Килтер-планшет выскальзывает у меня из рук и падает на пол. Айк быстро нагибается и успевает его подхватить.
— Девчонки тащатся от романтичных парней. — Он ухмыляется и протягивает мне планшет. — Кто она?
Я собираюсь было объяснить, но останавливаюсь. Я правда хочу рассказывать своему куратору по хулиганству, что пишу умершей учительнице письма, которые никогда не смогу отправить? Не напомнит ли это ему о том, что я убийца, — о той единственной вещи, которую всем лучше бы забыть?
— Элинор, — говорю я. Это первое имя, которое приходит мне в голову.
— Снежная королева? — спрашивает Айк, поежившись. — Укутайся получше.
— Что это? — Я киваю на продолговатый серебристый футляр у него на поясе. Что бы это ни было, я лучше поговорю об этом, чем о чувствах, которые я испытываю — или не испытываю — к самой симпатичной однокласснице.
Айк снимает футляр с пояса и протягивает мне:
— Подарок.
Я улыбаюсь:
— За что?
— За то, что ты — это ты.
Это не кажется мне достойной причиной, но я не хочу показаться грубым. Так что я принимаю футляр и расстегиваю липучку посередине. Я вижу тонкий ствол, курок в форме запятой, свое отражение, белеющее в отполированной стали, — и мне приходится сжать подарок обеими руками, чтобы тут же не вернуть его Айку.
— Ружье? — спрашиваю я.
— Не совсем. Килтерская красящая винтовка — 1000. Лучшее тренировочное оружие для пейнтбола, какое только можно купить за кредиты.
Ружье для пейнтбола. Я слегка ослабляю хватку.
— А как же лук? И стрелы с присосками?
— Они вернулись в ящик с игрушками. Ты их перерос.
— Всего за одну тренировку?
— Тебе этого хватило. К тому же арсенал любого великого стрелка состоит из разнообразного оружия. Если мы зациклимся на луках со стрелами, ты станешь лучником. А это, сам знаешь, не твое призвание.
Айк выглядит таким же взволнованным, как папа в рождественское утро, когда он вручает мне единственный подарок, выбранный без маминой помощи. Папа — бухгалтер, так что обычно этот подарок оказывается какой-нибудь офисной принадлежностью. Не то чтобы мне были сильно нужны скрепки в экономичной упаковке или резиночки для денег, но он любит их дарить, поэтому я люблю их получать.
Именно об этом я думаю, когда похлопываю по винтовке и говорю:
— Здорово. Спасибо.
— Пока не надо благодарить. Сначала посмотри, что она умеет.
— Здесь? — Я снова сжимаю пальцы. — Прямо сейчас?
— Разве можно найти место и время лучше?
Да. Огромное поле с манекенами. Моя пустая спальня. Кафетерий — сейчас два часа дня, и там перерыв. Любое другое место в полночь, когда дети и сотрудники крепко спят и не могут попасть под удар.
Только не здесь, в актовом зале. И не сейчас, когда мои одноклассники-хулиганы находятся на встрече со своими группами.
— Не знаю… тут какая-то слишком серьезная обстановка.
Мы в подсобке, где договорились встретиться с Айком. Он вытягивает шею и смотрит в окошко, которое выходит на сцену.
