Тоска, чтобы не расхохотаться, отвернулась.
Я думал. Что если еще немного я задержусь в этом рокабильном кошмаре, то свернусь с мозгов уже наверняка, с гарантией. И сам стану поклонником Элвиса. Сделаю прическу, вытешу из дерева его статую, буду бренчать на гитаре, ерзать коленками и дарить окружающим модели «Кадиллаков».
Вдруг я услышал, что вокруг тихо. Я отвлекся от мыслей и вернулся к действительности. Мельников стоял перед нами, а Элвисом даже не пахло.
– Извините нас, – сказал я, – но Бьорн Симпсон пребывает в некотором недоумении. В чем же заключается, так сказать, ваша...
Я не знал, как сказать. Надо было бы, конечно, сказать «дурость», но я сказал «увлеченность».
– Я не могу продемонстрировать свою увлеченность, – с некоторым смущением произнес Мельников. – Тут дамы...
И он кивнул на Тоску.
В меня мгновенно проникли сомнения, я понял, что совсем не горю желанием лицезреть эту самую мельниковскую увлеченность. Ладно с ней, пусть увлеченность остается для увлеченных.
– Я могу вас оставить, – тут же сказала Тоска. – Здесь очень спертый воздух, а на поверхности как раз свежо.
– И я, – сразу же встрел американский Питер. – И я покину. Я не большой ценитель...
И оба направились к выходу. Мы остались одни. В подвале. Я, Жмуркин, Снежок и Мельников. Начала болеть голова. То ли на самом деле от духоты, то ли от всего этого безумия. Нет, безумие это, конечно, мое второе имя...
Но не в таких же масштабах!
– Я, к сожалению, финансист, – сообщил вдруг Мельников. – Моя работа – деньги. А Элвис... Элвис это моя жизнь...
И он начал развязывать кимоно.
Я почувствовал, как напрягся Жмуркин, почувствовал, как слишком притих Снежок.
К счастью, под кимоно у Мельникова обнаружились вполне вменяемые семейные трусы, они же боксеры. Но вот все остальное...
Финансист Мельников был татуирован. С ног до головы. Вернее, до шеи. Тематически татуирован.
Жмуркин восторженно вздохнул.
Я тоже не удержался.
Довольный произведенным впечатлением, Мельников начал экскурсию по самому себе.
На правой ноге мелкими буквами была татуирована биография Элвиса до того, как он стал королем рок-н-ролла. На левой после того, как он стал королем. Грудь и живот покрывали тексты песен на английском языке, все семьдесят, ну или сколько там, не знаю, альбомов. На спине эти альбомы переводились на русский. Руки были покрыты портретами Элвиса – с детства и до самой смерти.
Мельников уселся на пол и продемонстрировал нам ступни. На них были какие-то имена, Мельников пояснил, что это имена всех самых злостных врагов Элвиса, и каждым шагом он их попирает и предает позору.
– Моя фотография есть во всех ведущих музеях мира, – сообщил Мельников. – А из своей кожи я завещал сделать чехол для любимой гитары Элвиса. Ну, естественно, после своей смерти.
Я сфотографировал Мельникова с фасада и с тыла.
– Теперь ваше фото будет и в фан-клубе «Слабослышащие Элвисы Оклахомы», – заверил я. – Это большая честь для клуба...
Жмуркин разразился серией иков и клекотов.
– Бьорн говорит, что вы – самый преданный поклонник, которого он видел в своей жизни! – передал я.
Жмуркин покивал.
– Вряд ли, – скромно потупился Мельников. – Я не достоин называться самым преданным, есть люди чище, есть люди приближеннее. Но я все-таки не то что этот Барабанщиков. Я настоящий! Моя жена, между прочим, ждет ребенка.
– И если родится мальчик, вы назовете его Элвисом! – с энтузиазмом воскликнул я.
– Почему только мальчика? Девочку тоже. Имя Элвис к лицу любому... Ну, почти любому.
– Ну да, как я об этом не подумал, – я хлопнул себя по лбу.
– Элвис жил, Элвис жив, Элвис будет жить! – изрек Мельников.
После чего вывернул нижнюю губу. Она, естественно, была татуирована. С внутренней стороны.
ELVIS LIVE
Элвис жив. Ну, само собой.
Снежок втянул воздух.
Ничего. Никакой видимой реакции. Элвисом-крысой здесь и не пахло. Совсем.
Жмуркин промычал протяжно.
– Бьорн интересуется, – устало сказал я, – Бьорн интересуется – почему вы не татуировали лицо?
Да и самому мне было интересно.
– Увы, – развел руками Мельников, – увы, пока не могу. Я же говорил, я финансист. Работаю в банке. А там надо соблюдать буржуазные нормы приличия. Знаете, наш народ пока еще очень костный, он не может понять, что душа у человека устремлена ввысь... Но я уже наметил сроки, когда я заработаю себе и своему маленькому Элвису на жизнь, я уйду, конечно. Буду жить как человек... И тогда дело дойдет и до лица... Вы ведь знаете, что Элвис был татуирован?
– Татуирован?
– А вы не знали... – Мельников с укоризной покачал головой.
Жмуркин покивал, давая понять, что он-то про такие тонкости, само собой, знает.
– Элвис был татуирован с ног до головы. И тоже своими песнями! И кроме того, он был прекрасным каратистом! Обладал просто сокрушительным ударом, ломающим ребра, обладал техникой отсроченной смерти! Это когда удар наносится сегодня, в зону концентрации крови в человеческом теле! А смерть наступает потом, через неделю! Многие считают, что Элвису выдали черный пояс просто так, типа, по блату, как дань уважения. Это было не так!
Мельников принялся обряжаться в кимоно и попутно рассказывал:
– Элвис просто не хотел показывать свое мастерство. Но в экстремальных ситуациях он был беспощаден! Однажды на него напали девять человек, он раскидал их как котят! И он отлично водил машину! И даже участвовал в кольцевых гонках, разумеется, инкогнито...
«Зря, – думал я, когда мы уходили от этого Элвиса... Это становилось уже совсем невыносимым! – Зря я подписался на это расследование! Зря! Рехнешься, точно рехнешься, крышу не то что сорвет, ее с мясом выковыряет. А нам еще предстоит третий...»
Мама.
Третий поклонник, к счастью, тоже обитал неподалеку, в новостроенных оранжевых высотках, их много в последнее время повылезало, все, как один, похожи на японские грибы смерти.
– Его зовут Барабанщиков, – сказал я.
– Мы не пойдем, – сказала Тоска. – С меня хватит. Когда этот маньяк стал раздеваться... Нет, нервы у меня не железные.
Я хотел ей напомнить, что идея искать крысу – ее идея. Но отчего-то не напомнил.
– Да-да, – подтвердил Питер. – Мы не пойдем.
– Как знаете, – равнодушно сказал я. – Но я бы пошел. Особенно на твоем месте, Питер. Для тебя это может быть познавательно, в Америке ты такого точно не увидишь. Потом будешь рассказывать...
