– Ромодановский, – перебил я. – Валуа-Победоносцев. Кошкин-Трубецкой?
– Не надо впадать в крайности, друг мой. Теперь я Скопин.
И Жмуркин кивнул приветственно.
– Скопин-Шуйский? – уточнил на всякий случай я.
– Просто Скопин, без Шуйского. Это, кстати, девичья фамилия моей мамы. И вообще наша родовая фамилия, между прочим. Восходит к польским королевским родам…
– Зачем? – спросил я.
Жмуркин зевнул.
– Зачем восходит? Или зачем поменял?
– Зачем все-таки поменял?
– Ну… Понимаешь ли, этого требовало… Одним словом, Жмуркин – слишком легкомысленная фамилия. У нас с такой нельзя чего-либо добиться.
– У кого это – у нас?
– У нас, у политиков.
Я ожидал чего-то такого. Во всяком случае, это было логично для Жмуркина, его по жизни всегда кидало. Теперь вот политика.
Достал телефон, сфотографировал. Но Жмуркина это не очень смутило, похоже, что к вниманию прессы он был привычен.
– А я думал, ты в кинематограф подался, – сказал я. – Вроде собирался… Мартин Скорсезе, Джеймс Кэмерон, все такое.
– Ошибки молодости, – улыбнулся Жмуркин. – Мало ли кто чем… Кино лишь отражает действительность, мы же ее преобразуем! Отчасти формируем. Это, сам понимаешь, совсем другой уровень.
– Снежный человек, – припоминал я. – Ферма пираний, Новый год…
– От пираний до политики – рукой подать. История знает много примеров: Рейган, Шварценеггер…
Я улыбнулся. Странный все-таки день. С утра саранча, потом ракета, потом… Потом, кажется, Лаура Петровна. В моей голове выстроилась странная цепочка: саранча – ракета – Лаура Петровна. Неспроста все это было, теперь я вижу. Если утром саранча и Лаура Петровна – в обед политик Жмуркин. Что-то будет вечером…
– И вообще, война и политика – единственные занятия, достойные мужчины, – изрек Жмуркин.
И тут узнал его окончательно. Жмуркин. Да, вырос, да, посерьезнел и сделал операцию на глаза, фамилию поменял, костюм надел, а все тот же Жмуркин. Хочет войти в вечность и раскинуть там свои шатры.
– И ты сейчас… – протянул я. – Кто? Действительный статский советник? Или это… тайный уже?
– Молодежное правительство области, – Жмуркин достал из кармана удостоверение и сунул мне под нос.
Книжка была солидная, с орлом, с флагом, с печатями, позавидовал немного – это тебе не куценькое удостовереньице журналистской студии «Окуляр», с которым с трудом пускают даже в местное УВД.
– Комитет по работе с молодежью, значит… – прочитал я вслух.
– Он самый.
– И как работаете?
– По-разному. Фестивали, олимпиады, праздники, походы, следопыты. Тренинги. Короче, организуем.
– Кого? – не понял я.
– Молодежь, я же тебе говорю.
Принесли мороженое, Жмуркин… то есть теперь уже Скопин, достал футляр, из него большую серебряную ложку и стал ею мороженое есть – деловито, без удовольствия, как манную кашу. Даже с некоторым чувством отвращения.
Я подумал, что это из-за политики. Многие знания – многие печали, тяжела ты, шапка Мономаха, в Кремле не надо жить, преображенец прав, и все остальное, знаем, в культурке чуток разбираемся.
– Организуем молодежь, – повторил Скопин-Жмуркин. – Государство в последнее время обращает, знаешь ли, внимание. Средства выделяют.
– Да…
– Я работаю в международном отделе, – сказал Жмуркин с достоинством. – Связи с общественностью, то, се, пиар, улучшение имиджа области…
– У нас плохой имидж? – поинтересовался я.
– Не самый лучший твоими заботами. И ты у нас не один такой, кстати, правдолюб. Впрочем, дело в другом, долго объяснять…
Скопин-Жмуркин сурово облизал ложку.
– Долго объяснять, буду краток и по делу. Видишь ли, между Россией и Германией действует программа обмена одаренной молодежью.
– О, – сказал я.
– Ну да, о. Студентами, старшими школьниками, аспирантами разными. По этой программе организуются мероприятия, поездки на каникулах, поддержка юных дарований, стажировка в вузах, при желании можно даже немецкий диплом получить…
Я кивнул. Немецкий диплом – это да. Тут бы наш получить какой-нибудь завалященький. На бюджет не поступить, на платное денег нет, кисло, я почесал подбородок, продолжил слушать Скопин-Жмуркина. Он рассказывал какую-то историю, видимо, из жизни молодежного правительства, про то, как они поддерживали какое-то там юное дарование.
– …И эта девочка написала исследование о немецкой средневековой литературе, что-то там о плутовских романах и их внутренней структуре, короче, точно потом узнаю, у меня все тут.
Жмуркин похлопал по портфелю.
– Написала реферат, разместила его в Интернете, на немецком научном сайте. Как оказалось, жена бундеспрезидента тоже интересуется этой самой литературой. И эта девочка какую-то там загадку разгадала, которую сто лет не могли разгадать, ну, как в кино просто…
– Что за девица? – спросил я.
– Рокотова. Она в санаторной школе учится. Ты ее знаешь?
– Нет.
Жмуркин вдруг поморщился и вспомнил:
– А не та ли это Рокотова, что собак красила, а? Она нас как, не дискредитирует на мировой арене?
– Это Розанова собак красила, – поправил я, – а Рокотову я не знаю. Если она и красила, то тайно.
Жмуркин рассмеялся.
– Прекрасная у вас тут атмосфера, – Жмуркин глубоко вдохнул. – Как раньше совсем. Такое, знаешь ли, милое провинциальное безумие, трэш дней. Знаешь, между тем, что Розанова красит бродячих собак, и тем, что Рокотова пишет сочинения по древнегерманской литературе, нет особой разницы. Но если копнуть глубже, то обнаружится, что и жена бундесканцлера тоже…
Девочка из санаторной школы, жена бундеспрезидента, – как мал стал мир, высморкаться некуда, пять рукопожатий, и ты в Белом доме. Какой у нас интересный город, однако. Все сплошь таланты. То математик, то туберкулезная германистка, про боксеров уж молчу, зубы так в разные стороны и разлетаются, все чего-то мудрят, проявляют себя, активность кипит. Надо проверить – это везде так или только у нас? Может, здесь аномалия? Газ какой из болот поднимается, или тарелка летающая в доисторические годы разбилась, или бесчеловечные эксперименты проводились, много вариантов, недаром ведь в баторе германской филологией занимаются. Раньше там небось клопов на скорость давили, а теперь исследователи, видишь ли, филология-фелиология, наука, короче…
– …Короче, так. Ваша Рокотова сочинила про Рейнике-Лиса, и тут ни с того ни с сего грянул год Германии в России. Видишь ли, в Германии очень заинтересованы во взаимопроникновении культур, они решили пилотный проект…
