– И не нашел? – утвердительно кивнула Снежана. – Ни кладов, ни родника?
– Не, – усмехнулся Капанидзе. – Их не взять ни металлоискателем, ни лозой. Они бродячие.
– Это как? – спросил Листвянко.
– Да просто. Ключ, он же под землей извивается, а на поверхности только выходы. Сегодня может в одном месте, завтра в другом. Не очень-то и найдешь. А может и вообще закрыться на несколько лет. Русло зарастает, как и не было. А клады заколдованы – кому хотят, тому и дадутся. Конечно, где-то есть карта…
– Вот эта? – спросил Лаурыч.
Он сунул руку в карман и достал нобольшой свернутый вчетверо лист.
– Просыпаюсь – гляжу, бумага… – Лаурыч вручил карту Капанидзе.
Капанидзе развернул, посмотрел.
– Где взял? – с завистью поинтересовался Пятахин у Лаурыча.
– В стене, – признался Лаурыч. – Прямо у меня над койкой торчала, руку протянул – и…
– Ненастоящая, – Капанидзе вернул карту Лаурычу. – Я таких много видал. Копия, причем далеко не первая. Дело в том, что карту самого Ефима так часто перерисовывали, что в конце концов все стали путаться…
Я забрал карту у Лаурыча.
Бумага в клеточку, пожелтевшая, то ли от времени, то ли от дыма. Ручьи, болота, кружочки, крестик. На самом деле ничего конкретного, таких болот в округе, наверное, десятки…
Карту неожиданно взял Болен. Настойчиво вытянул из моих пальцев и принялся разглядывать на солнце. Вертеть и так и сяк. Остальные следили за ним…
С надеждой на торжество немецкого разума.
А вдруг действительно целебный родник? А еще лучше родник счастья. Хлебнешь чутка, и будет тебе на всю оставшуюся жизнь радости.
– Кажется, немец в картах сечет, – шепнул Пятахин. – Сейчас нам все по-немецки наищет, учись, Бенгарт.
Наглеть стал мон шер Пятахин, в очередной раз замечаю. Вольный воздух смущает нестойкие рассудки. Ладно.
Болен написал что-то в блокноте, передал Александре.
– Кассиус говорит, что вот эти два ручья, – Александра показала ручьи на карте, – вот эти два ручья явно текут в разные стороны, хотя находятся недалеко. Значит, тут…
Александра указала пальцем в карту:
– Тут должен быть холм.
Все стали как-то собираться вокруг карты. Сдвигаться, сплачиваться, даже Жохова, и та внезапно оказалась в первых рядах, и все смотрели в карту, а Лаурыч даже пытался издали ее понюхать.
– Есть тут и холмы, – кивнул Капанидзе. – Но там никаких больших ручьев нет.
– Они могли и зарасти, ты же сам говорил, – напомнил я.
– Могли, – согласился Капанидзе. – В холмах всегда странно…
– А давайте и в самом деле поищем! – предложила Снежана. – А что? Туристическое снаряжение у нас есть, время есть…
– А Скопин? – спросил Лаурыч. – Он же автобус побежал выручать.
– Но не выручил же, – резонно заметил Пятахин. – Вот когда выручит, тогда и поговорим. А прикиньте, Скопин приедет, а мы тут все уже бессмертные и счастливые…
– Я все-таки против, – возразил я. – Если Скопин вернется и не застанет нас на месте, он может…
– Да он не против будет, – сказал вдруг Капанидзе.
– С чего это ты взял?
– Да сам спроси.
Капанидзе кивнул на тропку.
На ней вдруг появился Жмуркин. Он катил на новеньком спортивном велосипеде в нашу сторону, довольно быстро, точно в гонках участвовал. И то и дело озирался.
– Откуда ты узнал? – спросила подозрительная Жохова. – Ты же спиной сидел?
Капанидзе подергал себя за ухо.
– Подшипники поскрипывают, – сказал Капанидзе. – Слышно издалека, надо смазать.
Я ничего не слышал, если честно, уши почистить, что ли?
Жмуркин подкатил. Выглядел… испуганно. Взмыленно, точно он не на велосипеде ехал, а бегом бежал. Футболка мокрая, дышит с трудом.
– Привет, – сказал я. – А мы тут позавтракали, не стали дожидаться…
– Жохова девять яиц умяла, – сообщил издалека Пятахин.
Жмуркин прислонил велосипед к крыльцу, взбежал на веранду, схватил ковшик с водой, стал пить.
– Ну что? – поинтересовалась Жохова. – Автобус будет?
Жмуркин, не отрываясь от ковшика, помотал головой.
Никто особого огорчения не выразил.
– Автобуса не будет, – Жмуркин вытер подбородок. – Подменный придет дня через четыре.
– Ну и хорошо, – сказала Снежана. – Даже четыре дня есть.
Четыре дня неплохо, отдохнем. Лучше бы неделя, так я подумал.
– Давайте собираться, – Снежана направилась в дом. – Чего тянуть?
– Точно, – Листвянко пошлепал за ней. – Чего?
Все дружно разошлись по палатам. Жмуркин непонимающе поглядел на меня и спросил:
– Что-то случилось?
Я кивнул.
Отошли в сторонку, к колодцу. Я заглянул вниз. Неподвижная черная вода. Дохлятиной пахнет.
– Ну, и? – спросил я.
– Автобус всё, – Жмуркин махнул рукой. – Угробился. Правое колесо выворотило. Василий Иванович эвакуатор вызвал… Ну, то есть «КрАЗ» конечно. И подменный быстро никак не пришлют, и счета закрыты – конец месяца…
Жмуркин поморщился.
– Короче… – он огляделся. – Короче, тут сидим. А еще…
Я тоже огляделся.
– Лаура Петровна в истерике, – Жмуркин покривился. – Всю ночь звонила по спецслужбам, пока деньги не кончились. Потом рыдала. Я три часа ей доказывал…
Жмуркин махнул рукой.
– Одним словом, клиника. В области тоже как одуревшие, ничего толком решить не могут, орут на меня… Но это еще ничего, самое-самое потом приключилось. Успокоил я ее как мог и поутру собрался. Выехал с рассветом. Еду себе, еду, никого не трогаю, и вдруг…
– Бывает, – пояснил возникший Капанидзе.
Зевнул.
– Что бывает? – спросил с подозрительностью Жмуркин.
– Ну, волки, – Капанидзе сорвал ромашку, понюхал. – Волки, наверное, да?
– Да… – растерянно протянул Жмуркин. – Волки…
– Я же говорил – тут целая стая живет, – Капанидзе улыбнулся. – Прошка их гоняет, так они близко не подходят. А вдоль дорог пасутся, собачата такие…
– Они почти километр за мной гнались! – громким шепотом сказал Жмуркин.
– Если бы гнались, то догнали бы, – успокоил Капанидзе. – Это они так, поиграться хотели.
– Поиграться? – спросил Жмуркин с сомнением.
– Ну да. Скучно им сейчас. Лето, еды много всякой, места тут хорошие, вот они и балуются. Волк вообще только зимой такой хищник, а летом он ленивый, лягушек жрет в основном.
