Гарь.
Гарь мне больше всего понравилась. У деревьев были дочиста обгрызены ветки, отчего они стали похожи на черные карандаши остриями в небо, земля почему-то порыжела, наверное, из-за глины, и мухоморы, красные и совсем с виду игрушечные, весело прыгали под ноги. А дальше, в глубине темного мертвого леса, между черными сгоревшими стволами, подрагивали огненные капли. Воздух пылал рубинами, они висели перед нами безо всякой поддержки, между небом и землей, и я не мог никак понять – как. Это создавало какой-то невероятный объем, я стоял перед аквариумом, только в нем не было воды и стенок, вместо воды были солнечные лучи, которые отражались под разными углами.
– Однако… – сказал Пятахин, который, кажется, тоже проникся. – Роса в паутине застряла… Надо обойти, говорят, в таких местах пауки нехорошие…
Я не спорил.
Двинулись в обход. Паутина продолжала сиять, внутри нее проживал разноцветный дым, складывающийся в переливчатые образы, или казалось это мне…
Гарь закончилась так же неожиданно, как началась, выгорело километра полтора леса. Идя поляной, я еще долго оглядывался на это сиянье и жалел, что нет со мной камеры.
– А ты знаешь, что Жохова перед сном чеснок жует? – спросил Пятахин. – Я сам видел, достает из кармана головку – и жует, жует.
– Микробов, наверное, опасается, – предположил я.
– Да ничего она не опасается, ей просто нравится чеснок. А если по правде…
Он стал говорить тише:
– Она боится, что ты на нее ночью бросишься.
Я запнулся на ровном месте и чуть было не распорол щеку себе о сучок ели.
– Она сама призналась, – прошептал Пятахин. – Я слышал – жует чеснок и говорит – вот, боюсь, Витька Бенгарт на меня как-то странно посматривает…
– Я на нее не посматриваю! – не выдержал я, поддался.
– Да ладно! – махнул рукой Пятахин. – Признайся, были мыслишки – недаром она чесноком обороняется… Видишь дуб?
Пятахин указал пальцем.
– Вижу.
Неожиданный такой дуб, широкий, кора, как волны.
– Кто последний, тот баран! – крикнул Пятахин.
Я не понял сначала, а Пятахин уже бежал, рюкзак подпрыгивал у него на спине, как большой горб, и еще он гоготал, я не выдержал и рванул следом.
До дуба было метров двести. Я очень быстро нагнал Пятахина, а потом и опередил, добежал до дерева, стукнул по коре. Пятак подоспел через секунду, запыхавшийся.
– У тебя ноги длиннее, – сказал он. – Это не считается.
– Просто ворочать ими надо чаще, – возразил я.
– Да я кеды промочил, они тяжелые стали. Давай еще побежим, я тебя только так сделаю!
Пятахин поднял желудь, раскусил, пожевал, плюнул.
– Говорят, они от поноса помогают, – сказал он.
Сел, привалившись спиной к дереву. Я сел рядом.
– Ты что-нибудь понимаешь? – спросил Пятахин. – Заблудились, что ли?
– В петлю, наверное, попали, – ответил я. – Вместо короткой дороги длинным путем поперлись, такое бывает, если без компаса…
– А солнце как же? – Пятахин ткнул пальцем в небо.
– Солнце светит.
– Солнце светит… – передразнил Пятахин. – Слушай, а если Жохова нам компас заранее намагнитила, а? И мы с самого начала бродили туда-сюда неправильно.
– Солнце она тоже намагнитила?
– Запросто. – Пятахин почесал о кору затылок. – Она нас загипнотизировала – и мы теперь не видим, где солнце на самом деле находится, а видим морок, который в разные стороны ходит. Жоховы давно душу дьяволу продали, это же все в городе знают.
Я не стал спорить, солнце крутит, похоже на то. Или мы крутимся… Чертовщинка, короче, непонятное, но меня это особо не удивило, в лесу все что угодно может стрястись.
– А вот прикинь, мы тут бродим-ходим, а Рокотова взяла – и Ефимов Ключ все-таки нашла, а? И уже три литра заветной водички выдула, и успела превратиться.
– В кого? – не удержался я, спросил.
– В кого в кого, в вальпургию. Она же германистка – наверняка мечтает в вальпургию превратиться, вот ее желание и сбывается – крылья уже есть, когти отрастают. Она уже всех там сточила.
– Кого?
– Всех, Жохову, Шефа, Листвянко, конечно. Мы приходим, а там она вальпургия, сидит, в зубах ковыряется… Слушай, а у тебя какое бы желание было, а? Ну, если бы ты Ключ нашел? Здоровье само собой, а для себя?
Я не задумывался особенно, что мне для себя нужно. Не верю я, если честно. В конце концов, все у меня есть вроде.
Книгу, что ли, попросить? Ну, вдохновения то есть, таланту. Журналистом стал, стану писателем. А что? Шаг в жизни, должен же кто-то из нашего городка и писателем стать, не все же только по боксу чемпионы.
– Я бы себе пожелал знаешь чего? Чтобы гипнотизером стать. Вот вижу я, допустим, Жохова направилась в молельню…
Я постукивал затылком по коре. Дуб оказался теплым и приятным, и даже пах хорошо, сладким чаем. Я смотрел на лес, на редкие деревья, оплетенные высохшим вьюном так, что нельзя было предположить даже их принадлежности. Нравилось вот так сидеть, чувствовать себя потерянным и недосягаемым, забытым, свободным, пусть даже в сопровождении пятахинского бреда. Я совсем не думал о том, что мы заблудились, в конце концов, у нас же есть Капанидзе, он найдет, если что.
– Давай опять побежим?! – предложил Пятахин.
– Опять наперегонки?
– Не, просто так, бессмысленно. Побежим, пока не устанем. Ты когда-нибудь через лес бегал?
– Нет, – сказал я.
– Тебе надо попробовать. Это могуче. Попробуем?
– По лесу бегать глупо, шею можно свернуть.
– Ерунда… Слушай, а если это не землетрясение было? Если это метеорит упал, а? И все они уже превратились в зомби. Вот мы придем, а они на нас кинутся. Вот ты сможешь свою Александру вилами проткнуть?
– Не знаю…
– А я свою Снежанку точно не смогу. Вот Жохову сколько угодно, хоть пять раз, только она не заразится ведь. Ты заметил – в фильмах зомби только на красивых нападают. А знаешь, почему мы заблудились? Потому что метеорит исказил пространство. Возможно, у нас тут лента Мебиуса – замкнутый круг, а в нем одни зомби… Слушай, а Жохова ведь предчувствовала – недаром чеснок ела… А ракетница-то настоящая хоть?
– Настоящая.
– Давай проверим, а?
– Не будем мы ничего проверять.
– Тогда давай шишками покидаемся?
– Признайся, Пятахин, твои родители тебя не хотели убить?
– Дай подумаю…
Пятахин размышлял минуту, затем сказал:
– Ну, разве что пару раз. Знаешь, они все время посылали меня в аптеку за железную дорогу, а там на переходе все время кого-то сбивало. Может, они так и хотели меня убить… Точно ведь – хотели.
