Аснерд сказал нетерпеливо:
– Рипей, не вороти рыло. Скажи там, пусть откроют
ворота пошире. Мы уже имеем право заходить в город!
Рипей проворчал:
– Сперва должны показать Дуная. Тулей и его люди
удостоверятся в его гибели, тогда скажут слово. А я всего лишь старшина дворцовых
лучников.
– Так чего ты здесь?
– Дунай был моим другом, – ответил Рипей коротко.
Аснерд кивнул:
– Друзей надо чтить. Думаю, другие просто струсили
выйти к нам. Неси и скажи… что мне жаль. Он был великим воином.
Двенадцать носильщиков взялись за толстые рукояти,
закряхтели, плотная ткань, проложенная толстыми веревками, натянулась,
заскрипела. Все двенадцать медленно пошли к воротам, сгибаясь под непомерной
тяжестью, будто несли гору.
Рипей шел сзади, словно прикрывал их своим телом, но у ворот
опередил, вошел первым. Аснерд отвернулся, встретился взглядом с Вяземайтом.
Тот с Щецином смотрел вслед уходящему телу Дуная.
– Вот и закончилась война, – сказал он
просто. – Кто бы поверил?
Щецин широко улыбнулся:
– Надеюсь, Придон уже подумал, что будем делать с
городом? Не учинять разгромов, не убивать и не грабить, но кого-то повесить для
острастки надо бы, верно? Иначе эти трусливые души нас уважать не станут. Они
понимают только силу. Куявы…
Придон не слышал ликующих криков, Вяземайт врачевал его
раны. Дважды заглядывал в шатер Аснерд, велел подготовить белого коня, в
покоренный город принято на белом, это олицетворяет чистые намерения
победителя, никаких черных замыслов, заодно заменили и цветную попону, по ту
сторону тонкой шелковой стенки громко спорили, кто за кем поедет по улицам
прекрасной Куябы.
Аснерд заглянул снова, брови сдвинулись у переносицы, сказал
раздраженно:
– Что они тянут?.. Не ожил же Дунай!..
Придон лежал, сам распластанный, как рыба, Вяземайт прикладывал
к ранам жгучее снадобье, пекло, будто прижигал огнем, Придон старался не
шевельнуть даже бровью, не по-мужски чувствовать боль, руки, грудь и плечо
плотно замотаны чистыми тряпицами, сквозь которые уже перестали проступать
красные пятна.
– А вдруг у них чародеи и не такое могут?
Аснерд зло оскалил зубы.
– Чародеи могут многое, но воскрешать мертвых –
запрещено, даже я знаю. Верно, Вяземайт?
Вяземайт молча накладывал жижу из перемолотых листьев на
рану слева на голове, Придон стиснул зубы, побелел, боль жгучая, а когда
выдохнул и заметно расслабил мышцы, Вяземайт буркнул:
– Верно-верно. В самом деле прошло уже многовато
времени. Ты пошли кого-нибудь к воротам. Пусть покричат. Что у них там
случилось?
Аснерд исчез. Придон повел плечами, поморщился. Больше дает
знать о себе та рана, что не заживает, чем эти царапины. Тело уже медленно
оживает, а вместе с заживающими ранами выпаривается усталость, от кончиков
пальцев до пят наливается силой. Прекрасный лекарь Вяземайт, трудно поверить,
что чистое лекарьство, без магии.
Он тряхнул головой, сел, прислушался к себе, поднялся, снова
повел плечами. Вяземайт смотрел на него с удовольствием.
– Ты красив, Придон, – сказал он. – В самом
деле… Ни одна женщина не отведет от тебя глаз. С каждым днем становишься все…
значительнее, что ли? Когда въедешь в город, то…
По ту сторону тонкой ткани послышался конский топот, крики,
звон оружия. Придон насторожился, полог вскоре распахнулся, ввалился Меклен,
его с одной стороны поддерживал взбешенный Аснерд, с другой – Волог,
тысячник. Лицо и грудь Меклена были залиты кровью.
– Придон! – вскричал Аснерд страшным
голосом. – Эти сволочи… Эти сволочи…
– Что? – крикнул Придон. – Что сказали?
– Они… отказываются. Вот он был у самых ворот и говорил
с их главным. Похоже, с самим Щажардом.
Придон ощутил, как будто тараном получил в солнечное
сплетение. В глазах потемнело, он услышал тонкий комариный звон, это
истончились голоса Аснерда и Вяземайта, потом из тьмы выплыли искаженные
яростью лица.
Жаркая кровь бросилась в лицо, он спросил страшным хриплым
голосом:
– Что?.. Как они это сказали?
Меклен повторил виноватым голосом:
– Что не откроют ворота. Что поединок был неправильным.
Что артанские колдуны ослабили непобедимого Дуная. Что Дунай легко бы победил,
если бы не артанские хитрости. И…
Он умолк. Придон вскрикнул в бешенстве:
– Что? Что еще?
Меклен сказал тихо:
– Мне показалось, что они… не очень уж огорчены смертью
их героя. Как будто сами принесли его в жертву.
Аснерд крякнул, шумно поскреб в затылке.
– Опять, опять эти непонятные куявские хитрости!
В мертвом молчании глухо рыкнул Вяземайт. Завозился и
засопел Волог, но, когда все уставились на него, обычно говорливый Волог
смолчал и уронил взгляд в застланный шкурами пол.
Полог откинулся, один за другим заходили военачальники. Лица
встревоженные, кто-то уже знал, видели, как вели под руки раненого Меклена.
Никто не проронил ни слова, даже не сел за стол, ведь пришли незвано, встали у
стенки, переводили вопрошающие взоры с Придона на Вяземайта, на Аснерда и
обратно на Придона.
Вяземайт заговорил медленно, лицо неподвижное, даже глаза
потускнели:
– Давайте решать, что делать дальше.
Придон вскипел.
– Что делать? Нас разозлили!.. Теперь мы еще больше…
Вяземайт вскинул ладонь, и Придон послушно умолк.
– Я первым высказался за начало войны с Куявией, –
напомнил Вяземайт. – Никто о ней еще не думал, а я уже раскачивал лодку. И
как тебя подталкивал, помнишь? Теперь же могу сказать… с чистой совестью и
гордостью!.. сказать, честно глядя вам в глаза… что мы уже можем закончить
поход! Да, закончить. Мы выполнили все, чего добивались. Даже больше, больше!
Вспомните, мы затевали просто большой набег. Большой, с захватом двух-трех
городов и многих сел. Вместо этого разгромили три главные куявские армии и
захватили половину их страны! Наш поход потряс все страны. О нем будут слагать
песни, старики будут рассказывать молодым с гордостью!
Аснерд нахмурился.
– И что ты предлагаешь?
– Взглянуть на стены Куябы, – ответил
Вяземайт, – трезво. Мы разобьемся о них, как волны разбиваются о скалистый
берег. А до этого нам всюду сопутствовала удача. Что я предлагаю? Просто взять
с Тулея богатый выкуп. Огромный!.. Мы ведь за добычей шли, не так ли?
Военачальники переглядывались, помалкивали, наконец Волог
заговорил с соседом, и тогда заговорили все, на Придона никто не смотрел.
Придон молчал, стиснув зубы так, что трещали кости черепа.
