Крупные прозрачные слезы покатились по ее бледным щекам.
– Придон, – воскликнула она, – так… не должно
быть! Измени все! Ты – хозяин всего! Ты можешь сделать все иначе!
Он сказал горько:
– Я не могу изменить себя, как я могу изменить мир? Это
наваждение терзает, ведет меня могучей дланью, я живу для тебя и творю для
тебя. Я – песчинка той неслыханной мощи, что пробудилась во мне и ведет
меня. Я возьму этот город, войду в этот дворец, и наши волхвы соединят наши
руки. Так начертано высшими силами. У меня нет сил им противиться… даже если бы
захотел и… стал противиться.
Ее прекрасное лицо медленно твердело, слезы высохли, в
глазах появилось незнакомое ему выражение.
– Разве ты не герой, Придон? – спросила она
медленно. – Разве не ты добыл меч Хорса? Ты не песчинка, ты сам тот
ураган, что может принести как большую беду, так и тучу с дождем на высушенные
поля!
Он покачал головой:
– Мог бы, я бы отказался от любви к тебе, ибо ты
истерзала мне душу и сожгла сердце! Я уходил в Степь, там кричал и плакал, ибо
слез артанина никто да не узрит.
Ее голос был все еще полон печали, но в нем прозвучала новая
нотка:
– Придон, умоляю тебя, откажись.
– Не могу, – шепнул он.
– Придон, я встану на колени. Я поклянусь быть твоей
рабыней…
– Нет! – воскликнул он в ужасе. – Это я твой
раб!
Она помолчала, он ощутил растущий в нем страх. Ее лицо стало
еще тверже, даже ее губы, похожие на спелые черешни, теперь как будто вырезаны
из розового мрамора.
– Если не можешь, – услышал он ее шепот, похожий
на голос северного ветра, – уходи. Да свершится то, что должно свершиться.
Она высвободилась из его рук, Придон замер, ее голова
отстранилась от его груди, и он ощутил настоящую резкую боль, словно она
выдирала из него сердце.
– Итания! Не будем противиться богам!
– Куявы не так слабы, как ты думаешь, –
прошелестел ее голос. – Мы умеем противиться и богам тоже.
Внезапный гнев всколыхнул ему грудь, кровь вскипела. Он
властно протянул к ней руки. Итания отодвинулась, от слез остались только
блестящие дорожки. Она смотрела на него все еще с болью, но в глазах было
незнакомое выражение… или то выражение, которое он видел только на лицах гордых
артан.
– Уходи, – велела она.
– С тобой! – отрезал он.
В ее левой руке появилась небольшая бронзовая колотушка.
Небольшой медный гонг у изголовья отозвался чистым приятным звуком. Итания
ударила еще раз, колотушка выпала из ее пальцев. Лицо побледнело, в глазах возникла
боль.
– Вот и все, – выдохнула она. – Уходи. Через
минуту сюда прибегут слуги.
Он скривил губы.
– У нас ворвались бы сразу!
– Для этого достаточно было стукнуть один раз, –
объяснила она. – Уходи, успеешь.
Она просто и ясно смотрела ему в глаза, уже не испуганная
принцесса, а гордая дочь великого тцара, привыкшая повелевать, умеющая говорить
с сильными и свирепыми мужчинами. Он задохнулся от нежности, ярости, жажды
схватить ее и перебросить через плечо, никто не остановит его, когда понесет их
принцессу, как связанную овцу,
– Уходи, – напомнила она строго. – Уходи!
Глава 9
Дверь распахнулись, в проеме возникли слуги. Придон злобно
улыбнулся и поднялся во весь рост. Сейчас, без фальшивой личины и куявской одежды,
он был узнаваем и страшен, но все равно на него смотрели, вытаращив глаза и с
отвисшими челюстями, пока кто-то не завопил:
– Это тот самый!.. Придон!.. Позовите стражей!
Слуг разметало в стороны. В покои ворвались крупные мужчины,
закованные в доспехи. Длинные мечи тускло и зловеще блистали в их руках, все
рассыпались вдоль стен, только двое бросились на Придона.
Придон захохотал, его пальцы с быстротой молнии метнулись к
плечу. В опочивальне ахнули в один голос. В руке артанина возник меч –
длинный, пылающий, жаждущий. В стены ударил немыслимо яркий, но совсем не
режущий глаза чистый радостный свет.
– У него меч… – закричал кто-то тонким рвущимся
голосом.
– У него меч Хорса!
– У него…
– Слава! – крикнул Придон страшным голосом и сам
прыгнул от ложа вперед.
Его прыжок был высок и длинен, но подошвы еще не ударились о
пол, как меч мелькнул дважды. Послышался сдвоенный удар металла о металл, два
тела рухнули, развалившись на половинки, а Придон метнулся на загородившую
двери толпу.
Он чувствовал себя в своем мире, горячая кровь вздувала
мышцы, он грохочуще смеялся, двигался впятеро быстрее, чем любой из этих
увальней, рубил, рассекал, повергал, сбивал с ног и вырвался из спальни раньше,
чем остальные стражники успели ударить в спину.
По дворцу понеслась, как гонимая ветром, волна страха,
крика, ужаса. В мигающем оранжевом свете факелов люди начинали метаться и
кричать, сбивать друг друга с ног, блестели драгоценности и доспехи, а он несся
с пылающим мечом, превращая ночь в солнечный день, рассекал, крушил, и все тело
переполняла небесная мощь, и он страшился, что не вместит, что его разорвет
изнутри.
Может, потому и не мчался к выходу, куда уже сбегался
заслон, это его мир, когда с оружием, когда по-мужски, когда звон железа, крик,
удар, когда внутри огонь и ликующий крик, когда сладостный мир, где не терзает
постоянная боль потери Итании, и он почти пожалел, что пронесся все пять залов
к выходу из дворца, что сраженных мало, что не угасла ярость, не утихла боль,
не утопил гнев и не насытил злобу на этот неправильный мир…
Хмурый рассвет охладил пылающее лицо, свирепое пламя меча
осветило половину площади
– Я – Придон! – прокричал он грозно. – Я
еще приду!
Он даже не бежал, а шел через весь город в сторону городских
врат, и никто больше не пытался остановить, встать на дороге. Народ разбегался,
ослепленный, пораженный, потрясенный. Он ударил мечом крест-накрест в ворота и
вышел в прорубленную дыру.
Сзади звенел крик, вдогонку летели стрелы, дротики. Ликующая
мощь струилась из его тела, он чувствовал, что сейчас он – сильнейший из
магов, если только захочет, даже бог… если хочет, звездная сила распирает
грудь, ухватить бы небо и пригнуть к земле…
Он убрал на ходу меч в ножны, а те завернул в плащ и снова
забросил в мешок за спину. Впереди клубился туман, затем послышался грохот
копыт.
Выметнулись всадники на влажных от ночного тумана конях.
Топоры блистали так же влажно, как и настороженные лица. Один тут же соскочил
на землю, подвел коня в поводу. На лице молодого воина был страх.
– Великий тцар, – спросил он тревожно, – что
за огонь блистал… там, в Куябе?
