Мирошник любезно предложил ей всех своих слуг, но Итания
отказалась, оставив при себе только верную Гелию. Той удалось ускользнуть из
дворца беспрепятственно, она сама догнала их, определив верным чутьем служанки,
что давно уже больше чем служанка, куда везут ее госпожу.
Гелия шныряла всюду по городу, собирала новости. Однажды она
вбежала бледная, с растрепанными волосами, губы вздрагивают, вскрикнула с
порога:
– Госпожа!.. Со стен видели артанских всадников!
Итания вздрогнула, повернулась медленно, чувствуя, как холод
сковывает все тело.
– Пришло… – едва прошептали ее губы, –
войско?
– Нет, только малый отряд! Что будем делать?
Ноги подломились, она села и смотрела на служанку, не зная,
что ответить, что вообще сказать. Ужас холодной волной прокатился от макушки до
пят, проник в кости, превратился там в крохотные кристаллики льда.
– А что, – шепнули ее губы, – мы можем?..
Отец собирает войско. Нам оказали приют черноутесцы. Мы в их власти. Служанка
сказала сердито:
– Черный Утес – все еще Куявия!..
– Разве? – спросила Итания горько. – Даже
когда отец был в Куябе, черноутесцы, как и плотчане или резаньчане, признавали
власть Куябы из-под палки. И всегда напоминали о своих вольностях… А сейчас,
когда все рухнуло, отец ни для кого не тцар, а беглец, а я не принцесса. Даже
не знаю, кто я теперь… Нам остается только ждать. Отец должен собрать войско!
Он был великим воином, отважным и сильным. И талантливым полководцем. Он придет
на помощь!
Гелия ответила, как послушное эхо:
– Да, он придет, не может вот так нас оставить… Но что
делать сейчас? Меня трясет, я вся уже в гусиной коже! Итания сказала слабо:
– Ты же сама сказала, что их всего несколько человек?
– Да, но… Артане всегда высылают впереди войска
маленькие отряды. Да и не только артане. А если придет большое войско?
Итания вспомнила горящие глаза Придона, яростное до безумия
лицо, зябко передернула плечами.
– Оно придет, – молвила она глухо.
Два дня прошло в тревожном ожидании. Итания уже сама
посылала Гелию в город слушать новости, та пропадала надолго, но вести
приносила невеселые. Горожане встревожены не зря: артане того передового отряда
сразу же потребовали отворить ворота, а за отказ даже не пригрозили, просто
повернули коней и пропали в утреннем тумане.
В город тянулись телеги с зерном и мукой, осторожный
наместник этих земель, бер Мирошник, давно уже в этом полузабытом краю
считающий себя удельным князем, готовил припасы на случай долгой осады.
Охотники били в окрестных лесах множество дичи и свозили в город. Они и донесли
о приближении артанского войска.
Еще через день часовые увидели с городских башен клубы пыли,
что медленно двигались в сторону города. Заблестели искорки, выдавая металл,
ветер отнес пыль в сторону, стражи тут же затрубили в боевые рога: к городу
двигается настоящее войско.
Правда, когда артане остановились от городских врат на
расстоянии двух выстрелов из лука, стало видно, что это еще не войско, просто
очень большой конный отряд. Город с ходу не взять, осадных машин тоже нет,
просто тысяча всадников на легких горячих конях, очень быстрых и выносливых.
Но тревога взяла всех за горло: артане разбили походный
стан, оградили рвом, чего артане никогда не делали, выставили вартовых. Никто
не требовал открыть ворота, никто не выкрикивал угроз. В лагере неспешно
готовили длинные лестницы, складывали целую гору вязанок с хворостом, которыми
в нужный час забросают ров.
Гелия примчалась к Итании в слезах, артане пока что не
обложили весь город, можно выскользнуть. Она отыскала верных ребят, помогут
перебраться через стену…
– А дальше куда? – спросила Итания в
безнадежности. – Их отряды рыщут, как волки, по всей стране.
– Говорят, они еще не добрались до гор, – сказала
Гелия и умолкла.
– А что в горах? Там есть жизнь?
– Там смотрители драконов!..
– Артане туда придут, – сказала Итания
убежденно. – Они драконов ненавидят! Придут, хоть и не любят гор, но все
там сожгут, уничтожат, ни один дракон не выживет! Нет, туда тоже нельзя… Гелия,
нам никуда нельзя. Остается надеяться, что отец успеет с большим войском.
* * *
Мирошник сам вышел на защищенный от стрел помост над
воротами, молча выслушал требование сдачи города. Когда артанин умолк, сказал
веско:
– А что заставляет артан думать, что Черный Утес можно
взять?
Артанин оглянулся, красивым жестом, показывая свою
великолепную фигуру воина, указал на прибывающее войско:
– Это!
Мирошник подумал, острые глаза из-под мохнатых бровей
всматривались в хорошо вооруженных всадников. Весь север закрыло пыльное
облако, но по краю всюду выныривали эти всадники, спрыгивали на землю, начинали
ставить шатры, разводить костры.
– Это немало, – согласился наместник. – Но на
конях нашу стену не перепрыгнуть.
Артанин холодно заметил:
– Не думаю, что за стенами этой крепостишки не укрылись
бежавшие из крепостей посильнее. Хотя… ты прав, вы могли и не знать. Мы щадим
тех, кто сдается, а вырезаем тех, кто сопротивляется.
– Значит, ваши кони умеют прыгать через стены?
Артанин сказал злее:
– Через неделю… даже раньше, прибудут тяжелые
катапульты, баллисты и тараны. Сдашь город сейчас – останетесь живы. И
даже не ограбленными. Сдашь через неделю, когда увидишь катапульты, –
оставим всем жизнь, но город ограбим. Не сдашь – все равно возьмем. Но
тогда по ту сторону стен будут убиты даже собаки и кошки. Подумай еще сутки!..
Завтра в это же время жду ответ.
Он повернул коня, Мирошник прокричал в спину:
– Но кто ты, осмелившийся говорить от всего артанского
войска?
Всадник молча вытащил из ножен не топор, как ожидал
наместник, а, как ему показалось, сверкающую полосу света. Он вскинул эту
полосу над головой, и солнечный день померк перед этим чистым незапятнанным
светом.
– Этого тебе достаточно? – прогремел страшный
голос из пылающего огня.
Когда наместник протер слезящиеся глаза, всадник с мечом в
ножнах уже возвращался к своему лагерю.
На городской площади собралась галдящая толпа. На этот раз и
народу впятеро больше, чем тогда, когда видели первый небольшой отряд. Страсти
накалились так, что мелькали кулаки, палки, слышались крики. То одного, то
другого уводили под руки с разбитым в кровь лицом.
Толпа осадила и дом Мирошника. Он задержался с выходом, в
окна полетели камни. Стражам пришлось оттеснять разъяренных и встревоженных, он
остановился на верхней ступеньке, воздел руки.