Придон задержал взгляд на миг на вороте распахнувшегося
платья, белоснежная шея и чуть-чуть открытость груди, на диво крупной для
такого хрупкого тела. Она смотрела с непонятным выражением, Придон молчал,
артане не должны говорить много, Итания тоже молчала долго, затем он вдруг
ощутил, что нечто большое и даже огромное сблизило их рывком, соединило, Итания
даже вздрогнула, глаза ее расширились, она вздохнула прерывисто.
– Ты говоришь с топором о том… что было предсказано на
вашем совете?
Он пробормотал:
– Уже знаешь?
– Придон, – сказала Итания тихо, – я не
понимаю, почему ты решил, что я – овечка? Лишь потому, что ты крупнее? И
гораздо сильнее?.. Родители у меня не овцы, с отцом ты уже общался, а мать моя
умела отстоять себя… постоять за себя… Да и вообще! Неужели артане наивно
думают, что в слабом теле всегда слабый человек?
Он смотрел, несколько опешив, сейчас даже самый честный
артанин не сможет вот так, прямо в глаза сказать: да, я так думал, даже сейчас
так думаю. Итания смотрела с вызовом, ждала. Он пробормотал:
– Прости… Да, я знавал здоровяков, что рождались
зайцами, и встречал героев в телах слабее стебелька. Но ты… знаешь, о чем
говорилось на тайном военном совете?
– Знаю.
Он стиснул кулаки.
– Кто-то поплатится, что выбалтывает все, о чем
говорится на военных советах!
Она покачала головой.
– Не спеши. Это же понятно, что проговорились…
нарочито.
– Зачем?
– Артанин, все еще не понимаешь… Твои лучшие друзья
хотят спасти тебя. Вот и проболтались как бы невзначай, чтобы я…
Он поднял голову, их взгляды встретились. Она не отвела
глаз, но щеки чуть-чуть покраснели.
– Чтобы ты, – спросил он, – что?..
– Чтобы я уговорила тебя уехать, – ответила
она. – Похоже, они почему-то верят, что если и я присоединюсь к ним… Он
прервал:
– Они знают, что только ты можешь заставить меня
изменить решение. Но, Итания, как бы тебе ни хотелось избавиться от меня,
ничего не получится. Я – остаюсь.
Она грациозно соскользнула со стола, он напрягся, страшась,
что она уйдет и мир снова почернеет, однако она лишь придвинулась так близко,
что почти касалась его бедром. Он вскинул голову, она смотрела внимательно, в
синих глазах промелькнуло страдание.
– А если я, – проговорила она тихо, с трудом
выталкивая слова, – тоже… попрошу тебя?
– Лучше этого не делай, – ответил он.
– А если, – продолжила она, – я… уйду с
тобой? В Артанию?
Он покачал головой, лицо оставалось как вырезанное из
дерева.
– Я же говорил с богом, – напомнил он.
– И что он ответил?
– Ничего. Он только напомнил, что я – артанин. Наверное,
ощутил, что уже начинаю ощущать удовольствие от вкусной еды, приятных запахов,
мягкой постели, льстивых слов… И потому я…
Он запнулся. Она спросила напряженно:
– Но это правда… самое главное?
– А что главное?
– Говорят, что, если останешься, – сказала она
почти резко, – тебя убьют!
В ее глазах метнулась уже неприкрытая тревога. Придон
медленно поднялся, теперь Итании пришлось вскинуть голову и смотреть на него
снизу вверх. Он нежно обнял ее, она не противилась, не отстранялась, но и не
прижималась к его груди.
– Кто убьет меня? – спросил он. – Я
бессмертен, Итания. Я даже не знаю, что должно случиться, чтобы я погиб.
Благодаря мечу… благодаря тебе.
– Но почему так говорят? Почему тебе предвещают гибель?
Он с самым беспечным видом пожал плечами.
– Волхвы должны говорить туманно. И ссылаться на
звезды.
– А что, звезды разве говорят неправду?
Он засмеялся.
– Я заметил, что звезды только подтверждают то, о чем
задолго начинают поговаривать в народе. Итания, тцар я или не тцар, но я буду
жить… с достоинством. С достоинством – это… это с достоинством, а не
выбирая, что выгоднее. Я выбрал огненный путь, когда увидел тебя… и не
отвернулся, как того требовал Черево!
Она прижалась к его груди. Он обнял, гладил по голове.
Странно, ссора затихла так, словно ее и не было вовсе, а он
держится с нею без прежней подобострастности. Как будто оба сбросили скорлупу с
тел и душ, а шелуха слетела сама.
* * *
Ральсвик двигался со скоростью грозовой тучи, что вроде бы
неторопливо ползет по небу, но по земле, обгоняя ветер, мчится гремящей стеной
ливня и града. Последние села и города закончились еще у подножия гор, а
дальше, хоть горы пока еще старые, пологие, даже не горы, уже холмы, поросшие
лесом, ни сел, ни деревень, ни весей. За неделю встретили только хижины
охотников, хозяев удалось захватить, и все, что сумели сказать, умирая на
кольях, что они просто беглые, не возжелавшие платить подати, или же
скрывающиеся преступники.
За все время, пока поднимались высоко в горы, где Долина
Драконов, встретили только одну мало-мальскую крепостицу, да и то была не по
пути, ее обнаружили случайно.
Первый приступ был отбит с уроном для артан, они ярились и
послали за Ральсвиком. Ральсвик посмотрел, кулаки сами сжались в ярости и
бессилии. Небольшая крепость, даже не крепость, а смех один, расположена на
неприступной скале, там за стенами едва ли два-три десятка человек. Но
единственная дорожка, по которой можно подняться, обстреливается с высоты,
вдобавок разрушен единственный мостик через широкую пропасть, а через эту
пропасть нужно пройти обязательно. Есть еще тропка, но по ней надо идти шагов
сорок, прижимаясь грудью к стене, ибо за спиной бездна, и все это почти под
самыми стенами проклятой крепости. Храбрецов можно бить на выбор не только
стрелами, но и просто сбивать в пропасть камнями, цветочными горшками.
Ральсвик свирепел, призывал на головы проклятых трусливых
куявов гнев всех богов, а Белозерц, старый и мудрый, утешал, говорил пустые и
бесполезные слова, что здесь горы, а они степные герои, они не лазают по
камням, как эти бараны, им нужен простор…
– Да знаю я все это! – взорвался Ральсвик. –
Но что делать? Это же позор, все-таки нашлась крепость, которую не может взять
вся артанская армия!
– Ральсвик, у тебя же не вся…
– Но здесь и вся не сможет, – прокричал он в
ярости. – Даже катапульты установить негде!.. Отсюда не достать, а ближе
не подвезти, там уже та проклятая тропка, как только по ней ходят…
– Остается только осада, – сказал Белозерц. Он
развел руками. – А что еще? Мы можем пытаться приблизиться по той тропке,
сами срываясь в пропасть, остальных они со смехом будут сбивать, играючи. Даже
приведут своих женщин, чтобы те швыряли в нас горшки, чтобы наша гибель была
еще и позорной!.. там погибнут все, Ральсвик. А куявы даже не поцарапаются.
