Она ощутила едва слышный толчок, это Придон ногой открыл
двери в ее покои, опередив обалдевших стражей. Дверь за спиной захлопнулась, он
прошел через все огромное помещение, Итания цеплялась за его шею, но он опустил
ее на ложе, сказал с виноватой улыбкой:
– От меня пахнет потом и кровью.
Она в удивлении вскинула тонкие брови.
– С какой поры ты стал этого стыдиться?
– Не знаю, – признался он, – с того момента,
как мне почудилось, что тебе может не понравиться этот чудный запах! И сразу же
он перестал нравиться и мне.
Она слушала затаив дыхание. Впервые он признавался так
откровенно, что она влияет на него, переделывает, меняет. А ему, мелькнула у
нее сочувствующая мысль, это же трудно ужасно, мужчины вообще не хотят
меняться, они сами все вокруг себя меняют, переделывают, приспосабливают.
Он пошел к дверям, подмигнув ей, не уходи, я вернусь скоро.
Итания сказала умоляюще:
– Мне с каждым днем будет все тревожнее, когда ты
выходишь в бой! Я не хочу, чтобы тебя даже ранили. А ведь могут и…
Она запнулась. Он посмотрел серьезно, покачал головой:
– Итания, открою одну тайну…
Она взмолилась:
– Женщине? Не смей!
– Ты у меня не женщина… Итания, меня вообще убить
нельзя. Невозможно. Мечи твоей родни для меня, что крылья бабочек, да и то
пролетающих далеко-далеко, но я сам тогда, после разговора с тобой, так
страстно хотел умереть… Хотел, получал жестокие раны, но умереть не мог, не
получалось. Я даже чувствовал пару раз, как их мечи рассекают мне сердце, я сам
допустил их туда, но эти раны, причиняя боль, заживали сразу. Я старался тогда
умереть… но сейчас, поверь, хочу жить!
Он взялся за дверную ручку, Итания прошептала:
– Хорошо…
Он услышал, уже в дверях оглянулся, с глубокой нежностью
смотрел в ее бесконечно милое лицо.
– Правда?
– Да, Придон. Я не хочу, чтобы они… нет, я не хочу,
чтобы они даже ранили тебя! Даже чуть-чуть ранили. Я вообще устала от вида
крови, убийств, страданий. Я хочу в Зачарованный Мир своего собственного
тцарства.
Он сказал серьезно:
– Теперь я не позволю себя даже ранить.
* * *
Умылся он быстро, вытерся чистым холщовым полотенцем, стирая
остатки пота, бросил его слуге, но, едва шагнул в сторону покоев Итании, в
комнату быстрыми шагами вошел Волог. Лицо его было красным, несмотря на
холодный осенний воздух, на левой скуле затягивалась свежей кровяной коркой
ранка.
В двери заглянули и, убедившись, что Придон там, торопливо
вошли Краснотал, Бачило, Канивец и Прий.
Волог сказал могучим гулким голосом, но хмурым, словно
ненастное утро:
– Придон, хорошо, что я тебя застал… Придон, сильнейшие
богатыри сейчас далеко от Куябы! Аснерд, Вяземайт, Меклен и Меривой в горах
осаждают проклятую долину с драконами, Полусвет и Колесник застряли в Белой
Веже, Волин вообще неизвестно где сгинул, никаких вестей…
Придон сказал коротко:
– Знаю. Что ты хочешь?
Волог переступил с ноги на ногу, развел руками.
Военачальники остановились за его спиной, образовав группу, Волог оказался на
ее клине.
– Придон… – сказал Волог, – ты помнишь, меч
Хорса в состоянии защитить весь город. Надо вернуть его в храм Хорса и
возложить на алтарь. Если надо, то даже принести жертвы всякие, хотя, думаю,
Хорсу такие мелочи незамечаемы…
Краснотал, видя, что Придон молчит, сказал настойчиво:
– Они будут гореть, как мухи на раскаленной сковородке,
как только попытаются коснуться городских стен!.. А мы посмотрим на их жалкие
рожи.
Бачило добавил:
– Посмеемся!
Придон перевел взгляд на Канивца. Тот сдержанно улыбнулся:
– Да, посмотрим, какие у них будут рожи, когда увидят,
что меч защищает город от них точно так же, как защищал от артан! А мудрый
Краснотал обронил громко:
– А почему это их меч? Добыл его в дивных странах наш
тцар.
– Добыл, теряя друзей, – добавил Канивец.
Холодная волна затопила грудь Придона, как половодье
заливает грязной водой поля, принося мусор, выдранные кусты, утонувших
зверьков, палые прошлогодние листья, собранные в лесу и по всему пути…
…где Аснерд, взмолился он молча. Где Вяземайт, Щецин,
Меклен? Уж они-то не посоветовали бы такое… чисто куявское.
Он вздохнул, проронил глухо:
– Да, мы все устали. Мы совершили великое деяние,
пустили своих степных коней вскачь и, промчавшись по равнине, взлетели на
вершину сверкающей горы. Здесь холодно, одиноко и даже иногда… страшно. Мы
устали, очень устали, отдав все силы. Что теперь? Спускаться, чтобы выжить?..
На него смотрели непонимающе, только мудрый Краснотал все
понял, сказал осторожно:
– Разве позволить мечу Хорса защитить город, как было
раньше, – это уступка куявскости?
– Мы не возводим высоких стен вокруг наших
городов, – напомнил Придон, – чтобы не угасала наша доблесть, чтобы
мы всегда были готовы сами встать стеной на защиту своих женщин!.. Мы сжигаем
тела своих родителей и развеиваем пепел, чтобы вся земля была им могилой, чтобы
мы защищали всю нашу землю, чтобы не давали копытам чужих коней топтать тела
наших любимых! Мы совершенствуем себя, а не доспехи… и пока что мы стоим в
Куябе, а не куявы в Арсе!
Они опускали головы, пристыженные. Расходились поспешно,
теряя достоинство, только Краснотал остановился в дверях, оглянулся. Придон
увидел в серых глазах старого военачальника восхищение и в то же время глубокую
жалость.
Глава 14
Он поднялся на высокую башню, рассматривал несметные полчища
куявов, что прибывали и прибывали. Все располагались от города, особенно от
городских врат, подальше, опасаются внезапной вылазки артан, но даже там
трусливо копают рвы, насыпают валы, огораживаясь на ночь ямами-ловушками,
вбитыми в землю кольями, множеством костров, что горят вплотную один к другому.
На хмуром зеленоватом небе слабо тлел закат, узкой полосой
над темным краем земли, в лагере пламя костров стало ярче. Передовые отряды
куявов подъезжали к стенам совсем близко, осматривали деловито, искали уязвимые
места. Придон видел их лица: худые, прокаленные солнцем, почти артанские, даже
горделивые, и в седлах эти всадники сидят с достоинством, а не с куявской
мешковитостью. На их лицах, плечах, обнаженных руках играют алые блики заката,
с заходом солнца кожа потемнеет еще больше, это настоящие воины, все лето в
седлах, не отступятся.
И Волог, осторожно поглядывая то на куявов, то на Придона,
сказал негромко:
