– Скилл!.. Я здесь!.. Не умирай, я уже здесь…
Как безумный, он расшвырял камни, не заботясь, на кого
упадут, убрал последнюю плиту. Скилл лежал вниз лицом, Придон торопливо
перевернул его на спину, секунду всматривался в неподвижное лицо, поднял голову
и закричал нечеловеческим голосом.
На Скилле по-прежнему ни царапины. Если бы не почерневшее от
удушья лицо, можно бы подумать, что он просто заснул. Люди вокруг него
раздавлены в лепешки, все вокруг пропиталось кровью, но неуязвимый Скилл
просто… задохнулся.
Придон схватил Скилла, прижал к груди. В глазах было
отчаяние, он вскинул взгляд к небу. Даже каменный Аснерд вздрогнул от страшного
крика:
– Боги!.. Возьмите мою жизнь, верните ему!..
Вяземайт сказал с осторожной строгостью:
– Не кощунствуй. Боги сами знают, что делать.
– Но он – лучший! – прокричал Придон. –
Как смогу я смотреть в глаза его жене?
Вяземайт удивился:
– Куявке?.. да, конечно, она его жена, если ее избрал
Скилл… Однако же, гм…
– Что?
– Да так… Придон, разожми руки. Отпусти… нет, дай его
нам! Скилла надо омыть и облачить в тцарские одежды. Он был великий и достойный
тиар… и похороны его ждут самые… величественные.
Придон вскрикнул сквозь рыдания:
– Я не пойду! Я не смогу быть на его тризне…
– Почему?
– Потому что я… я – убийца!
Аснерд сказал строго:
– Несчастный случай!.. Землю иногда трясет. Редко, но
такое бывает, спроси у стариков.
– Несчастный? – вскричал Придон. – Но это я,
я его убил!.. Я его начал убивать, еще раньше, когда я…
Он запнулся, теперь показалось, что убивать родного брата
начал раньше, еще раньше. Еще когда бросил обидные слова там, в Куябе, у дома
той женщины… или даже раньше, когда дерзил, когда спорил, когда не слушался
старшего, мудрого не по годам и в то же время отважного брата. Боль вошла в
него, как огромный нож входит в тело мелкой рыбы. Он задохнулся, закричал,
слезы брызнули из глаз. Он ухватился за голову, и целые пряди волос остались в
скрюченных пальцах, когда поднес кулаки к лицу.
Прибежала Блестка, вместе с Аснердом подхватили с двух
сторон, увели. Придон не сознавал, куда ведут, тело сотрясала дрожь. Он
чувствовал огромный, как льдина, холодный нож, распарывающий его внутренности,
кричал, и воины на конский переход в округе цепенели, слыша этот нечеловеческий
крик.
* * *
Аснерд впервые пожалел, что в Артании запрет на вино, сейчас
бы одурманить Придону голову, пока не умер от горя. Лицо почернело, словно и
его давит удушье, он хрипел, горло раздулось и посинело, глаза смотрят незряче,
а сам лежит, отвернувшись к стене шатра, оглохший и ослепший к этому миру.
Вяземайт исчез, словно страшась вспышек гнева страдающего
героя. Аснерд, напротив, почти не покидал шатер, а отлучаться начал, когда
прискакал Олекса. Олекса день и ночь сидел у ложа Придона, отгонял лекарей, ибо
горечь в душе не излечишь травами да настоями.
Придон все глубже и глубже погружался в серый бесцветный
туман, вязкий и сначала теплый, затем все холоднее и холоднее. Тело остывало,
сердце замедлило удары настолько, что почти не слышал, мысли и образы текли
вяло, тускнели, теряли краски. Он в полном безразличии понимал, что уже скоро
наступит забвение. Он очнется в другом мире, где Скилл обнимет его, как
младшего неразумного братца, поймет и простит, он же сильный, великодушный и
все понимает…
Совсем в другом мире иногда звучали голоса. Сперва узнавал,
потом перестал в полнейшем безразличии даже слышать. Это все останется здесь, а
он скоро увидится с братом, погибшим по его вине.
Однажды все-таки услышал и узнал голос, чересчур громкий,
поморщился: Олекса спорит с кем-то, защищая его, Придона. А тот, кто кричит на
Олексу… это же Аснерд, отец Олексы… И еще он ощутил, что сильные безжалостные
руки тормошат, трясут, выдирают из спасительного забытья. Придон зарычал в
злобе, в том подернутом красноватой дымкой мире он снова скачет на лихом коне
рядом с веселым и заботливым Скиллом, могучие руки старшего брата подхватывают
и сажают на коня, сердце замирает от страха и восторга, а над ним звучит мощный
заботливый голос: не бойся, я всегда рядом…
– Придон!.. Вставай, Придон!
Он зарычал снова, ласковый теплый мир поблек, сквозь него
проступили угловатые черты этого, жестокого и несправедливого. Сверху нависало
крупное лицо, похожее на грубо обработанную молотом скалу.
– Придон!
Стон вырвался из груди, ладони метнулись к лицу, но Аснерд
перехватил, отнял и прямо посмотрел в глаза.
– Придон, в Степи беда. Только ты можешь что-то
сделать, остановить, спасти! Вставай, побыстрее вставай…
Его подняли на ноги, он с трудом сделал несколько шагов,
поддерживаемый под руки. Яркий свет ударил в глаза, ослепил. Придон застонал,
закрыл ладонями лицо и попятился. Аснерд недовольно крякнул, как мог забыть,
что Придон уже неделю лежит с закрытыми глазами в шатре, где полог закрыт
постоянно, чуть ли не зашит, удержал за плечи, прогудел в ухо:
– Скоро пройдет. Смотри пока под ноги. Не спеши…
– А что в Степи?
– Начинается смута. Канивец и Шульган уже объявили, что
не признают тебя тцаром. За ними увел своих людей и Норник. Придон, надо
действовать быстро.
Послышался конский топот. Из-за шатров выметнулся жеребец в
яблоках, всадник увидел их и резко повернул коня к ним. В ярком солнце блеснули
длинные серебряные волосы, такие редкие среди черноголовых.
Он, как услышал последние слова Аснерда, прокричал еще
издали:
– Придон, надо все быстро… и решительно!
Придон ответил со стоном:
– Вяземайт… Да пусть все оно… я брата убил! Брата убил,
которого любил больше всего на свете… Меня отвергла женщина, за которую я готов
отдать душу. Мир рухнул, а вы о чем?
– Артания, – сказал Аснерд просто. – На твоих
плечах Артания.
Вяземайт кивнул и сказал коротко:
– Артания.
Из холодного оцепенения Придона бросило в жар. Он чувствовал
себя, как заледенелый камень, пролежавший тысячи лет, который выдрали изо льда
и швырнули на горящие угли. Взвыл, ухватился за волосы и с криком выдрал целые
пряди.
– За что?
– Придон, – сказал Аснерд с мягкой
требовательностью, – мы бы пошли за другим, был бы… кто-то сильнее. Но с
любым другим – смута. А с тобой это смятение продлится недолго. Твое место
в седле! Вскинь боевой топор. Да будет покаран тот, кто не принесет тебе
присягу верности быстро и без колебаний!
Вяземайт сказал сурово:
