Промек икнул, сказал с готовностью:
– А чё? Я как раз тот, кто их остановит!.. Я такой…
Годлав отвернулся, в груди гнев, куявам боги мало дают
детей, это в Артании у него был бы десяток сыновей, а здесь и одному-двум рады.
Через неделю пришло известие, что Мунгу в самом деле сумел
напасть первым. Артане от неожиданности подались назад, еще немного – и
дрогнули бы, побежали, но натиска не хватило, и вскоре тяжелое и неповоротливое
войско куявов было окружено, как большого жука окружают злые быстрые муравьи.
Куявов долго осыпали стрелами, а потом… началось истребление.
По слухам, уцелел только десяток во главе с Мунгу: они
сгрудились вокруг прапора, держали оборону стойко, и артане, что прежде всего
ценят доблесть, разрешили им уйти с оружием и прапором. Говорят, уходящим даже
салютовали и кричали славу.
Мрачный, как грозовая туча, Годлав вызвал Промека, тот
явился с кувшином вина, велел резко:
– Время забав кончилось!.. Я за эти две недели собрал
всех, кто может держать оружие. Ты поведешь это войско… да-да, это тоже
войско!.. навстречу артанам. Задержи, насколько сможешь.
Промек раскрыл рот в великом удивлении:
– Отец… но меня же убьют!
– Нас всех убьют, – отрезал Годлав. – И вся
Куявия погибнет, если их не остановить. Или хотя бы не задержать, пока Тулей
соберет такую армию, чтоб под тяжестью застонала земля. Выступай немедля!
Промек попятился, но у выхода Годлав все же догнал, обнял и
жарко шепнул в ухо:
– Возвращайся живым!.. Черт с ним, с войском. Туда
идут, чтобы всю жизнь получать деньги, а потом хоть когда-то, да рискнуть быть
убитыми. Но ты… у меня нет больше сыновей.
Промек сбросил отцовскую руку с плеча.
Глава 12
От обиды на отца Промек пил всю дорогу, большую часть пути
его везли на телеге. Только когда передовые отряды заметили приближение артан,
он надел доспехи и пересел на коня.
Два войска остановились друг против друга. Промек подозвал
Евлана, старого воеводу, сказал тихонько:
– Ты… распоряжайся сам. Я ж понимаю, что воин из меня
паршивый. Но если надо, я поведу в бой какой-нибудь отряд. Не очень чтоб
большой.
– Посмотрим, – буркнул Евлан, но в глазах
неприязни к хозяйскому сыну поубавилось. – Не думаю, что бой будет очень
уж долгим… Они уже начали нас окружать, видишь?
Промек в испуге оглянулся. Отец наставлял, чтобы он бросил
войско, если то окажется в очень уж большой опасности. Войско можно набрать
снова, а сына второго уже вряд ли, староват отец. Да и не захочет вторую жену
брать ради рождения сына…
Он взялся за рукоять меча, перевел дыхание, голос прозвучал
почти спокойно:
– Пусть окружают. Мы на своей земле.
Артане придвинулись, все на одинаковых гнедых конях, и сами
все одинаковые: обнаженные до пояса, мускулистые, здоровенные, с чисто
выбритыми подбородками и длинными черными как смоль волосами. Многие,
забавляясь, высоко подбрасывают в воздух топоры и ловко хватают за рукояти.
Раздвигая ряды, вперед вырвался один всадник на белом коне,
смеющийся, веселый, помчался вперед, размахивая руками.
Рядом с Промеком поднялись луки, но воевода сказал резко:
– Не стрелять!.. Послушаем.
Всадник придержал коня шагах в двадцати, прокричал сильным
голосом:
– Походный князь Ральсвик приглашает благородного
Промека на пир в честь завтрашнего сражения!
Промек пробормотал:
– А разве сражение будет не сейчас?
Воевода сказал негромко:
– Видимо, ради пира готовы отодвинуть… нам это на руку.
– Еще бы, – поддакнул Промек. – На сутки
проживем дольше!
Воевода ожег его презрительным взглядом.
– Дурень, – сказал он ровным голосом, – за
нашими спинами срочно собирают войско.
– Тогда нам выбирать нечего, – ответил Промек. Он
прокричал громко: – Мы принимаем предложение!.. Но я приду со своим вином.
Всадник крикнул:
– У нас не травят! Но как хочешь.
Промек тронул коня, понуждая идти вперед, вполголоса сказал
воеводе:
– Хуже не будет.
Он услышал за спиной горестный вздох, сам вспомнил, что хуже
смерти в бою могут быть пытки, зверские издевательства, а потом что-то вроде
долгой смерти на колу, но артанин смотрел насмешливо, словно видел его
трусливую душу насквозь, и Промек, вспыхнув до корней волос, лишь покрепче
стиснул повод.
* * *
Князь Годлав был во дворе, когда за воротами закричали, что
прибыл гонец с письмом от сына. Он похолодел, в то же время сердце стукнуло
радостно: жив, жив!..
Ворота отворились, всадник въехал на шатающемся взмыленном
коне. К нему протянулось с десяток рук, но гонец выудил неверными движениями
письмо за пазухой, отыскал глазами бегущего к нему князя, все кричали: «Дорогу
князю!», – вручил письмо и после того рухнул на руки челяди.
Князь ничего больше не видел, ухватил смятый свиток, пальцы
торопливо срывали печати, только его советник, бер Ратник, спросил, кивая на
гонца:
– Ранен? Быстро в дом!
Кто-то из поднимающих гонца ответил с облегчением:
– Вроде цел… Но зато в стельку!
Годлав развернул свиток, глаза быстро побежали по строчкам,
но прочесть не удавалось ни слова: Промек всегда писал мелко, а у князя глаза
уже не те, к тому же как будто писал сидя в седле – буквы наползают одна
на другую, сливаются, подпрыгивают, будто с разбегу пробуют перескочить забор,
но лишь стукаются лбами и падают, как толстые неповоротливые жуки, на спину, а
там вообще ничего не разберешь, видно только дрыгающиеся лапки…
Измучившись, он велел кликнуть Кожастого, этот хоть и старше
на два года, но глазами остер, письма Промека читал и раньше, будучи его первым
наставником.
С Кожастым набежали все, кто услышал про письмо, сгрудились,
жадно дыша и блестя глазами, страшась пропустить хоть слово. Кожастый
приосанился, отставил бумагу на вытянутую руку, у него все наоборот, чем
дальше, тем видит лучше, начал читать, хоть и с запинками, но читать.
Годлав перевел дух, но ерзал в нетерпении, ибо Промек долго
и занудно описывал, как выступили в поход, как он натер задницу в неудобном
седле, потому и пересел в повозку, раньше тцары в повозках ездили, да и щас,
говорят, в других странах ездиют, так что ничего в этом зазорного нету, можно
ездить и ему, Промеку, сыну князя Годлава, который ведет свой род…
Кожастый бубнил и бубнил, часто останавливаясь, разбирая
каракули и переводя дыхание, Годлав все ждал, когда же наконец войска сойдутся
в бою, однако Промек, как издеваясь… а может, и в самом деле издеваясь, начал
перечислять, кто из воевод на каком коне ехал и что в самом деле вороные бегают
быстрее гнедых, буланых и уж тем паче – саврасых.
