– Это пропусти, – велел Годлав, не
выдержав. – Не слишком, конечно!.. Потом почитаем. А пока ищи самое
главное, понял?
Кожастый кивнул, еще дальше отставил письмо и всматривался в
него прищуренными глазами, словно коршун рассматривал мелкую мышь.
– Ага, – сказал он, – вот… Нет, не это… ага,
вот, ближе: «…и тогда он прислал ко мне приглашение на пир. Я, понятно,
собрался отказаться, глупо было бы идти на пир к варвару такому знатному, как
я, ведь наш род длится от самого Яфета, несмотря на злые языки, что ведет корни
нашего рода от начальника стражи при Тарасе Гневливом. А если верить
Большероту, которого часто обвиняют в подобострастии перед тцарами, то наш род
идет от славного и великого Хорвата, известного великими победами под Липцами,
Курлыквой, Прорвой, Великими Мечами и даже Дудравницей, хотя последнюю
недобросовестные льстецы иногда склонны в своем преклонении перед артанами
отдавать им…»
Годлав поморщился, сказал нетерпеливо:
– Это пропусти!
Кожастый поклонился:
– Как велишь, светлый князь!.. Это в самом деле
свинство. Промек верно рек, что это суетное преклонение, и ничто больше. Я бы
таких вообще вешал…
Годлав рыкнул:
– Читай дальше!
– «…глупо было бы идти на пир…» нет, это уже читал… «…корни
нашего рода от начальника стражи при Тарасе Гневливом…», ага, это читал тоже,
«…в своем преклонении перед артанами…». Ага, вот!.. «…отдавать им наши победы.
Но потом я вспомнил донесения доблестного Головля, что варвары захватили и
разграбили земли Велигора, с его бесчисленными запасами вин. А у нас во дворце
ходили слухи, что в подвалах Велигора хранятся драгоценнейшие вина, что
хранятся еще со времен Тараса Младшего, им нет цены, только настоящие знатоки,
к которым я скромно отношу себя, способны оценить всю прелесть старинных вин…»
Годлав покраснел, тяжелая кровь прилила к лицу, а глаза
покраснели, что у него выражало крайнюю степень гнева. Кожастый мямлит,
спотыкается на каждом слове, почерк у наследника корявый, пишет – курица
лапой царапает ровнее, возвращается И повторяет написанное, откуда такие дураки
вокруг трона, других бы набрать, но другие – подлец на подлеце, а эти
преданные, честные, верные…
– «…и тогда я велел передать этому дикарю, –
Кожастый переползал через слова, словно сытая гусеница через валуны, что всякий
раз засыпает, а утром еще и раздумывает: а не повернуть ли обратно, – что
я принимаю его недостойное приглашение на пир…»
Годлав вскочил в волнении, поспешно сел, руки стиснулись на
посохе. Лицо стало быстро терять буряково-багровый цвет, даже уменьшилось в
размерах, нос заострился.
Кожастый поднял от бумаги глаза:
– Князь желает отдохнуть?.. Эй, люди! Кликните плясунов
и девок с бубнами.
Годлав прорычал:
– Читай! Читай! Читай, иначе удавлю собственными
руками!
Кожастый поклонился:
– Как скажешь, князь-батюшка. Но ты что-то бледен стал…
Долг подданных – заботиться о своем благодетеле. Твое здоровье – наше
здоровье. Хоть мы и не режем князя каждый год, как у диких гурров, но все-таки
князь должон быть бодр, весел и зело здоров! Народ любит, чтобы князь был
весел. Тогда и княжество весело…
Годлав привстал, грянул:
– Палач! Где палач?
Кожастый поспешно уткнулся носом в бумагу:
– Да читаю я, читаю!.. «…корни нашего рода от
начальника стражи при Тарасе Гневливом…» А-а-а, это уже было… «…только
настоящие знатоки, к которым я скромно отношу себя…», гм, это я его научил
понимать настоящее вино… Ага, вот!.. «…приглашение на пир. С собой я пригласил
командиров-тысячников, но все оказались крайне заняты, сумели освободиться
только двое: Ельник и Швандя, весьма достойные полководцы…»
Кто-то громко хмыкнул, это было похоже на свинское хрюканье,
Кожастый бросил на него строгий взгляд поверх бумаги, тут же потеряв строчку.
Вообще-то Ельник и Швандя известны были при княжеском дворе как бабники и пропойцы,
их послали в войско лишь потому, что Годлав велел послать всех, кто мог носить
оружие, пока соберет настоящее войско. Так что у наследника были весьма
достойные если не полководцы – те нашли способы благоразумно
остаться, – то пропойцы и гуляки.
– «…и вот мы прибыли в их полевой стан, – читал
Кожастый, – что и полевым станом-то назвать нельзя, ибо все в беспорядке,
вожди почти не отличаются от простых бойцов, ибо умелые воины бывают в доспехах
получше, чем их командиры…» Надо же, никакого почтения к вождям! Вот у нас
князю всегда самое лучшее из добычи: оружие, драгоценности, парчу, рабынь… не
отдашь, сам отберет, скотина. Ага, «…командиры. Сам вожак разбойников Ральсвик
встретил нас у входа в свой шатер. Мы снова попытались сдать оружие, но этот дикарь
отмахнулся: мол, вот когда победит, тогда и заберет, а пока, мол, носите сами,
чтоб не потеряли. Я попробовал объяснить, что когда напьюсь, то себя не помню,
может быть, я буйный, он захохотал и объяснил любезно, что он сам буйный: чуть
что не так, сразу головы рубит. А в хмелю так и без „чуть что“ рубит. А утром
вспомнить не может, за что. Кому – вспомнить проще, а вот за что… И
советники подсказать не могут, упиваются тоже по-куявски…»
Кожастый крякнул, дважды прочитал, голос в недоумении
вздрагивал, брови поползли вверх. Кто-то из толпы слушателей сказал осторожно:
– Надеюсь, наш любезный Промек просто передает слова
этого простого грубого дикаря. Так, надеюсь, надо понимать это оскорбление.
Кожастый пробормотал:
– Тут нет значков, что это он передает слова артан…
Впрочем, если он писал после пира, то… гм… понятно, он же упился по-артански,
только эти свиньи упиваются, как… как…
Кто-то сказал с недоумением:
– Но ведь артане вина не пьют?
– Это истинные не пьют, – объяснил Кожастый.
– А эти какие?
– Не совсем истинные, – объяснил Кожастый
старательно. – Хотя на самом деле именно они истинные, ибо раньше артане
упивались так, что и нам в зависть, но потом у них появился какой-то пророк,
что убедил отказаться от вина… бывает же такая дикость!.. Большая часть артан
от вина отказались и стали именоваться чистыми артанами, а всех остальных стали
называть нечистыми.
– И много таких?
– Да с десяток племен. Некоторые даже вроде бы вовсе не
подчиняются артанскому владыке. Другие подчиняются, но на условиях. Правда,
когда началась война, то они все двинулись на нашу Куявию, но все они идут
своими родами, дороги выбирают сами. И на кого напасть – тоже. Как вот
этот Ральсвик.
Кожастый скривился, похоже, прикидывал, как использовать
таких артан против Придона, а Годлав в нетерпении ткнул его посохом в грудь:
– Запнешься еще раз – казню, видят боги! Да где же
этот чертов палач?
