Придон повернулся к пленнику:
– Как тебя зовут?
– Мирош, благородный повелитель…
– Вот что, Мирош. Ты знаешь, что я жажду увидеть.
Требуй все, что нужно для такого колдовства. Но если не сумеешь сделать к
вечеру, то… помнишь, что тебе обещано?
Мирош побледнел, вздрогнул, синие губы прошептали:
– Кожу с живого, смерть на колу…
– Медленная, – подчеркнул Придон. – Все,
пошел!.. Не теряй времени.
Лишь за полночь Мирош высунулся из шатра, где колдовал под
охраной, стражи тут же злорадно потянулись за топорами. Он пролепетал умоляюще:
– Скажите славному и великому повелителю, что я уже…
приготовил нужный отвар и составил заклинание.
Придон, прервав воинское совещание, примчался, как жаркий
ветер, остановил коня перед распахнутым пологом. Мирош отступил, суетливо
поклонился.
– Великий господин… Все готово.
В огромной серебряной чаше колыхалось густое масло, как
казалось Придону, хотя колдун уверял, что это совсем не масло. Был взвинчен,
испуган, руки тряслись, однако слова выговаривал громко и четко. Придон
выдворил охрану из шатра, Мирощ указал ему на стул перед чашей.
– Когда я закончу… заклинание, – сказал он с
запинкой, – мм появится…
– Что?
Мирош поклонился.
– То, о чем будете напряженно думать.
Придон поспешно сел. От масла пахло рыбой, потом запах исчез
или просто притерпелся. Голос колдуна звучал монотонно, будто дятел стучал в
затылок железным клювом. Масло в чаше отблескивает, яркие язычки светильников
бросают косые блики, перебегают, сливаются, расплываются, и в какой-то миг он
уловил, что там что-то проступает, становится видимым ясно, четко. Так бывает
на грани сна, когда еще не заснул, еще понимаешь, что лежишь, подогнув колени,
но в то же время уже бредешь по дивному яркому миру…
Жар ударил в голову, в расширяющемся круге света проступили
знакомые очертания покоев Итании. Ноздри затрепетали, почудилось, что
улавливает тончайший аромат. Наклонился, • всматриваясь, сразу начало
расплываться, будто в тумане, отпрянул, медленно восстановилось, он начал
твердить себе, что жаждет увидеть ее, самую красивую, самую необыкновенную, и
почти сразу изображение сместилось, блеснуло синее небо, слева темнеет гранит
стены, а справа выдвинулся туманный профиль, облекся четкостью.
Итания стояла на парапете и задумчиво смотрела вдаль. Лицо
ее показалось Придону печальным, и пальцы сразу начали шарить нож на поясе: кто
посмел? Кто осмелился ее обидеть, огорчить? Как мир еще не рухнул, почему все
не бросаются исполнять ее желания?
– Итания… – прошептал он страстно, – Итания…
именем твоим живу, именем твоим молюсь, именем твоим творю…
Он слышал за спиной учащенное дыхание колдуна, тот пытался
всмотреться в то, что видит он, Придон, но Придон ревниво приподнял плечи.
Итания прерывисто вздохнула, Придон ухватился за сердце. Ее
прекрасные глаза затуманила печаль, а щеки слегка побледнели.
– Итания, – прошептал он страстно, – скажи,
шепни, подай знак!.. Никто не смеет огорчать тебя. Весь мир должен для тебя
жить, работать, творить, существовать!
Она чуть вздрогнула, зябко поежилась. Он едва не сунулся
лицом в масло в страстной жажде немедленно укрыть ее, уберечь от ветра.
Удивительные глаза смотрели вдаль, в них появился влажный блеск, Придон
заскрежетал зубами: дивные глаза наполняются слезами, а он, Придон, ничего не
может сделать!
– Итания! – вскрикнул он. – Итания!.. Я иду к
тебе!
Она снова вздрогнула, повела плечами, даже удивленно
посмотрела по сторонам. Безумная мысль пронеслась через мозг Придона, как
раскаленная добела стрела.
– Итания, ты слышишь меня?.. Это я, Придон. Я лечу к
тебе на крыльях северного ветра. Я приду!.. Я возьму тебя с Куябой вместе!
Глава 15
Он не мог спать, не мог никого видеть, увиденное в
колдовском тумане заставило гореть в подземном огне, он вскочил на коня, чтобы
никто не видел его мук, отдохнувший конь резко вынес в поле, пересек рощу, там
наткнулись на немалый отряд схоронившихся куявов.
Не раздумывая, Придон стегнул коня и ринулся, как сокол на
стаю уток. Он успел повергнуть на землю десятки фигур с блещущими в лунном
свете шлемами, прежде чем куявы поняли, что он один. Кто-то закричал, призывая
к сопротивлению, оставшиеся развернулись и дали бой. Он изрубил половину,
прежде чем к нему подоспела сотня охраны.
Меклен, белый от ярости, прокричал, заикаясь, что потребует,
да, потребует, чтобы у Придона отобрали этого коня, он самый быстрый в Артании,
иначе с ним потеряют тцара и походного вождя.
Придон помалкивал, теплая струйка, в лунном свете совсем
черная, обильно стекала по плечу. Рана не выглядела глубокой, но, когда двигал
рукой, кровь не успевала загустеть и закрыть рану.
Когда вернулись к располагающемуся на долгий отдых войску,
Вяземайт вместе с Аснердом и военачальниками выехал навстречу. Вяземайт на фоне
черного звездного неба выглядел пугающе и величественно с его длинными
серебряными волосами, что сияли нестерпимым колдовским блеском.
– Придон… – сказал он призрачным голосом. –
Раны на тебе заживали мгновенно, когда ты был… другим.
Придон повернул коня и поехал рядом, за время ночного боя
осунулся еще больше, из-под насупленных бровей блеснул недобрый взгляд.
– А сейчас я какой?
– Другой, – ответил Вяземайт. Ехал, глядя перед
собой, пояснил нехотя: – Все меняются, Придон. Кто-то сильно, кто-то
слабо.
– Ну и что?
– До утра, – сказал Вяземайт резче, – можешь
истечь кровью, вот что!
Придон чувствовал, как подергивается лицо, отвык от
болезненных ран помимо той, что на спине. Слушал краем уха, а то и не слушал,
прервал раздраженно:
– Все не так, Вяземайт.
– А как? – спросил Вяземайт саркастически.
– Гораздо хуже, – отрубил Придон. – Вот
смотри, эту царапину, даже не рану, мне нанесли позавчера!.. И все еще не
зажила.
Аснерд насторожился, подал коня ближе, рука властно
развернула Придона к себе спиной. Похоже, кто-то метнул вдогонку дротик. Явно
из куявских героев, простой воин не прошибет простым дротиком дубленую шкура
артанина. Он вчера сам видел эту царапину, в полночь от нее должен был остаться
крохотный шрамик, а к утру вообще на том месте наросла бы чистая молодая кожа.
Однако же сейчас там все такая же ранка!
Он повернулся в седле, молодой лекарь, его помощник,
подъехал, вытащил из мешка и бережно приложил к ранке целебные травы. Придон
болезненно дернулся. Вяземайт покачал головой, в глазах верховного волхва
появилась печаль.
