Войско куявского князя Годлава, то ли выслуживаясь перед
новыми хозяевами, то ли что-то выгадывая по куявской хитрости для себя,
вторглось во владения Вишневича и подвергло их ужасающему разгрому. Вишневич
осатанел, по его приказам тяжелая армия быстро стягивалась из городов и
гарнизонов в один кулак, рушила мосты, делала на узких лесных дорогах засады, а
на единственной широкой и прямой дороге к Куябе Вишневич выставил тяжеловооруженную
конницу.
Поздно ночью Придон вернулся в свой шатер, оттуда как будто
и не выходили два десятка высших военачальников. На походном столике Аснерд
расстелил карту, все стукались головами, спорили хриплыми сорванными голосами.
Воздух в шатре был пропитан раздражением и злостью.
Придон снял через голову перевязь и швырнул вместе с топором
на лавку. В голове гудело от усталости. Ему поднесли бодрящий сок гартника, он
жадно осушил весь кувшин, глаза оруженосца восторженно расширились. Аснерд
помахал рукой:
– Придон, Вишневич сумел собрать уже всю армию!..
Теперь его передовые части на расстоянии двух конных переходов. Уже завтра
можем узреть его заставы.
– Состав? – потребовал Придон.
Расступились, пропуская к столу. Аснерд указал пальцем место
на карте, а Вяземайт поставил туда бронзовую фигурку толстого куявского божка.
– Вот, – сказал Аснерд, – в это место сбора
прут, как стадо свиней, отсюда… Состав, какой состав у куявов? Либо войско
хреновое, это когда куявы, либо войско добротное, а это значит, что укреплено
наемными частями. А у Вишневича две трети – наемники!
Кто-то присвистнул озабоченно. Наемники – это не
толстые трусливые куявы. С наемниками они уже дрались, когда раздавили войско
Одера, а у Вишневича людей вчетверо больше. И армия вооружена еще лучше, ибо
охраняет подступы к столице,
Придон сказал резко:
– Но это – последняя армия куявов!
Аснерд хмыкнул:
– Как у нас… мы – последние. Нет-нет, я не
призываю отступить, хоть мы и так уже столько захватили земель, что наши имена
войдут в песни… Давайте думать, как их разбить так, чтобы у нас хватило людей и
для похода на Куябу.
– На Куябу, – повторил кто-то зачарованно. –
Неужели нам это суждено?
Придон со стуком опустил на карту кулак.
– Нам ничего не суждено!.. Суждено только слабым, для
артан же Творец оставил свободу решений. Если поступим, как надлежит артанам,
мы будем в Куябе.
Щецин склонился над картой:
– Тогда не будем медлить.
* * *
Придон, хмурый и настороженный, в сопровождении Аснерда,
Вяземайта и дюжины военачальников объезжал передовые отряды, которым первым
принять удар панцирной конницы или же, что вернее, самим удариться о ее
железную стену.
Несколько человек гарцевали на конях, кто-то боролся, с
десяток самых умелых выясняли, кто из них первый по метанию топоров в цель,
выбрав толстый дуб в полусотне шагов, но большинство просто лежали, подложив
под головы седла, переговаривались сдержанно, отдыхали после долгого перехода,
копили силы для схватки.
Один из воинов приподнялся на локте, глаза устремлены в
пространство, Придон видел, как губы зашевелились, глаза расширились, заняли
пол-лица, из них пошел свет. Лицо, и без того молодое, стало совсем детским,
восторженным.
Придон вскинул руку, за ним послушно остановились. Воин даже
не заметил приблизившихся вождей, встал на колени, лицо светилось изнутри, в
глазах удивление и восторг, а губы двигались все чаще, Придон даже различал
отдельные слова, невнятные, скомканные, но срывающиеся с губ и улетающие прочь,
как толстые шмели.
Все ждали, воин наконец затих, осел и тут только,
опомнившись, заметил всадников. Вскочил на ноги, весь красный от стыда и
растерянности, Придон спросил тихо:
– Что ты видел?..
– Я… – пролепетал воин, – я… я ничего не
видел!
– Но ты говорил, – сказал Придон негромко, –
ты говорил с кем-то. С богами?.. Или это они говорили через тебя?.. Что они
говорили?
Воин растерялся еще больше, лицо стало багровым, на лбу
выступили мелкие капельки пота. Развел руками, сказал жалким голосом:
– Через простых воинов боги не говорят, великий
Придон!.. Я всего лишь слышал свою Туки, это дочь нашего деревенского кузнеца…
Когда я садился на коня, она стояла рядом и держала мне стремя. Когда я поехал
в твой стан, она бежала рядом и обещала ждать, ждать вечно… И вот сейчас, перед
этой битвой, я очень ясно услышал, как она выходит на околицу и поет песню
артанки, что ждет своего героя с победной войны.
За спиной Придона тихонько ругнулся сквозь зубы Вяземайт.
Воин смотрел на Придона смущенными и радостными глазами счастливого человека,
которого любят, которого ждут, которому обещают хранить верность и которому ее
хранят.
Придон сказал сдавленным голосом:
– Да, я понимаю. Это больше, чем если бы боги.
Он тронул коня, понуждая ступить вперед, а Вяземайт спросил
у молодого парня:
– Как именно она пела?.. Какие слова ты услышал?
– Она вышла, – послушно ответил воин, – на
берег, на высокий берег… Я слышал, как она запела, сравнивая меня со степным
орлом, что бережет честь и славу Артании… Она просила ветер донести до меня ее
песню, ее слова, ее клятву ждать меня вечно… ждать вечно!.. И чтоб я знал, что
она будет мне верна… верна вечно…
Плечи Вяземайта слегка обвисли. Он отвел взгляд от чистого
лица воина, освещенного любовью, как неземным светом, что был до создания мира
и будет после него, догнал Придона, некоторое время ехал рядом, молчаливый и
угрюмый, потом кивнул Аснерду:
– Ты не мог бы… ну как-то присмотреть за тем,
услышавшим?.. А то эти молодые дураки всегда лезут впереди всех!..
Аснерд вскинул брови, раздумывал. Подъехал Меклен, спросил с
жизнерадостным удивлением:
– А что случилось? Это хорошо, когда молодые рвутся в
бой!
Вяземайт смолчал, Аснерд скривился, каменные губы
разомкнулись с усилием, слова выкатились нехотя, тяжелые, как валуны:
– Он сегодня слышал, как его… ну, та, что ждет, пела…
обещала его ждать, хранить верность…
Меклен сразу посерьезнел, понизил голос и оглянулся.
– Да, жалко парня.
– Пусть бы кто из старых волков присмотрел за
ним, – сказал Аснерд тяжело. – Вдруг да как-то обойдем судьбу?
Меклен сказал, подумав:
– А что, если отослать его в обоз? Придумать какое-то
важное поручение?
– Как? Перед боем?
– Да придумаем что-нибудь. Мол, срочно надо осмотреть
ремни на катапультах…
Аснерд сказал с сомнением:
