Ворота распахнуты настежь, через них плотной змейкой
тянулись конные артане, двигались подводы, телеги, доверху груженные роскошной
мебелью, картинами, коврами, сундуками и ларцами. За воротами, в сотне шагов от
городской стены уже высилась быстро растущая гора из награбленного. Слышалось
потрескивание, огромная груда время от времени вздрагивала и чуть проседала.
Длинная вереница огибала ее справа налево, каждый что-нибудь да швырял в общую
кучу, а с телег сбрасывали драгоценную мебель, тяжелые рулоны ковров.
В свежем утреннем воздухе витал сильный запах благовоний. В
кучу бросали и кувшины с драгоценными восточными маслами, оно растекалось,
пропитывало вантийские шелка, бархат, ковры и все ткани, наполняло воздух, и
теперь аромат казался Придону чересчур навязчивым и неприятным.
Рядом с первой кучей выросла другая, а затем третья,
четвертая… Как только наверх не могли забрасывать даже богатыри, начинали новую
кучу.
Придон выехал на белом коне, он стискивал челюсти, бешенство
играло на лице, но еще больше ярости клокотало внутри.
В череп волны били с такой силой, что временами он ощущал
приступы безумия.
Артане уже на конях молча ждали, переговаривались
вполголоса. Никто не знал, что случилось, выискивали глазами разведчиков, что
летучими отрядами обшарили окрестности.
Придон вскинул руку. Впереди войска на огромных конях сидят
огромные Аснерд и Вяземайт, смотрят на него ожидающе. Так же впереди своих
тысяч находятся Щецин, Ральсвик, Прий, Волог, Меклен, Канивец, Шульган и
Норник, другие военачальники, известные по прошлым войнам и прославившиеся в
этом быстром и победном нашествии.
– Артане! – прокричал Придон. – Артане…
Он поперхнулся, мелькнула мысль, что могут истолковать это
как недобрый знак, как подсказку, что ему не надо этого говорить, и сразу же
гнев горячей волной ударил в голову.
– Артане! – грянул он страшным голосом. –
Мы – артане, и всегда гордились этим! Мы – дети богов, истинные дети
богов. Мы доказали это, сокрушив с легкостью всю армию презренных куявов,
заставив дрожать эту страну торгашей! Мы бросили под копыта своих коней ее
города, села, ее женщин и все остальные богатства!.. И что же? Что же
получилось?
Горло сдавило судорогой. Он ощутил на глазах злые слезы.
Только бы не брызнули из глаз, подумал устрашенно, на сердце такая горечь,
стальные доспехи проест, как горячая вода проедает лед.
Огромная масса не шелохнулась, выглядела сплошным каменным
плато с вырезанными на нем человеческими и конскими головами. Придон чувствовал
всей кожей их взгляды, прокричал с мукой:
– Артане!.. Мы ликуем и празднуем, наши кони жиреют,
еще не успев потерять накопленный в Артании жир в долгой скачке! Наши руки
слабеют, ибо в них не топоры, а чаши и чары!.. Что с нами, артане? Неужели так
мало стоим? Неужели боги ошиблись?
Десятки тысяч пар глаз пронизывали его взглядами, как
остриями стрел. Придон вскинул руки, потряс в бешенстве, а в тучах грозно
прогремело.
– Что с нами? – повторил он яростно. – Мы,
дети богов, рожденные, чтобы пройти до края света… и заглянуть за край, уже
пируем? Совершили так мало и – пируем? Неужели нам надо так мало?
Взгляды все так же кололи тело, но теперь Придон ощутил, что
острия больше Не вонзаются, не углубляются, не рвут ткани, не пронизывают
внутренности, вызывая страх плоти и темный ужас близкой смерти.
– Неужели нам так мало надо? – повторил он уже
почти растерянно. – Неужели мы… такие?
Все в молчании смотрели, как он развел руками, голова упала
на грудь. Оруженосец схватил коня под уздцы и повел прочь. Конь мотнул головой,
вырвал повод из рук человека. Придон подобрал узду, однако ехал все так же
бесцельно, раскачиваясь в седле, как от сильнейшей боли.
Впереди побежал зловещий красный отблеск, а тень его коня
удлинилась и протянулась почти до горизонта. Устрашенный, он резко повернулся в
седле.
Огромная куча сокровищ занялась с трех сторон, а воины с
криками швыряли факелы, стараясь забросить повыше. Несколько человек метнулись
к соседней куче, поджигали ее, состязаясь, кто быстрее.
Костры запылали гигантские, жаркие, от них пошли волнами
запахи дорогих масел, благовоний. Мебель из драгоценных пород дерева горела
даже лучше, чем из простых, ярко полыхали редкостные ткани, ковры, картины, а
янтарные стулья и столики рассыпались с безумным треском, разбрасывали искры,
вспыхивали ярко и пугающе. Полыхали сундуки и ларцы, плавились ажурные золотые
изделия, превращаясь в серо-желтую кипящую массу, с сухим треском рассыпались в
горячую пыль самоцветы, плавились и превращались в пузыристое месиво редкие по
красоте жемчужины, ожерелья.
Воины с криками набегали к исполинскому костру и, закрывшись
ладонью от слепящего жара, швыряли в огонь горсти золотых колец, браслетов.
Придон видел, как один вспорол седло, выгреб оттуда пригоршню перстней с
крупными камнями, отнес в огонь, а потом, вернувшись, обнаружил забившееся в дальний
уголок колечко, устыдился и с проклятием понес его так резво, что едва сам не
влетел в бушующее пламя.
Аснерд довольно скалил зубы. Придон ощутил, что с плеч
свалилась гора. Воины словно бы стали крупнее, выше, в глазах разгоралось
пламя, улыбки шире, а смех – звонче и чище.
– Все может предать человек, – проговорил за их
спинами Вяземайт, голос волхва был задумчивый, – но… не песни!
– Песни? – переспросил Придон. – При чем тут
песни?
– Песни, – сказал Вяземайт, – что внутри нас.
Придон перевел дыхание.
– Если бы ты сказал про мои песни, я бы тебя прибил!
– А у тебя и нет песен, – ответил Вяземайт
строго. – Это не ты складывал слова так, что обретали божественную мощь.
Это боги сами, через твое тело… к нам, к людям. Да, Придон, боги говорят с нами
только так. Через нас.
Придон возразил:
– Но ты же волхв? Должны говорить через тебя?
Вяземайт покачал головой, глазами указал на священнодействие
у костров. Люди смеялись освобожденно, обнимались, целовались, хлопали друг
друга по голым плечам и, красуясь один перед другим, швыряли в огонь
драгоценности, на которые могли бы купить целые города.
– Видишь? – спросил Вяземайт. – Боги снова
сказали свое слово через тебя. Никому не дано предугадать, через кого возгласят
в следующий раз. Но тебя, как видно, избрали…
Аснерд сказал сварливо:
– Эй-эй! В волхвы я его не отдам!
Костры еще догорали, сладковатый запах сгорающих благовоний
теперь казался трупным запахом, но конные отряды стремились уйти как можно
скорее, дальше. Позади их общий стыд, помрачение, насланное колдунами проклятой
Куявии, и каждый горел желанием поскорее смыть кровью врага временное
поражение, падение в презренную куявскость.
