– Только самые быстрые сумеют ускакать обратно в
Артанию, – пообещал Щажард, – Остальных истребят на виду жителей
Куябы!
Когда прошли последние отряды, Тулей, к облегчению Дуная и
великой радости Щажарда, благодушно сообщил, что доволен всем, что армия выше
всех похвал, замечаний нет, а сейчас он возвращается обратно во дворец, где
ждут великие державные дела. Придворные многозначительно переглянулись, уже
знают о двух дивных танцовщицах из Вантита. Поговаривают, они не только дивно
танцуют, многое умеют из того, чему не обучены даже хитроумные и весьма вольные
с мужчинами куявки.
Щажард с великим облегчением забрался в просторные носилки.
В животе булькало, перепил слабого кислого вина, что хорошо утоляет жажду и
совсем не ударяет в голову, но пришел здоровый аппетит, что так редко
появляется во дворце или дома, а после такой прогулки на свежем воздухе прямо
сейчас бы схватил кус жареного мяса и попросту сожрал бы без всяких штучек, как
те артане, что тогда жрали, ему на зависть, все, что подавалось на стол Тулея.
Над городом стоял прекрасный закат, кудрявые облака пылали
торжественно, краски чистые, отблеск небесного огня падал на крыши, делая их
пурпурными, сверкающими.
Из дома выбежали навстречу слуги, помогли выйти из носилок.
Щажард, который в присутствии Тулея был как свежий огурчик, дома позволял
водить себя под руки, в доме везде стоят роскошные диваны, где он любил
укладываться и созерцать за домашними. Его привычки знали, и едва он
направлялся к дивану, туда устремлялись с дополнительными подушечками.
Он сказал добродушно, но с властными нотками:
– Ужин!.. Побыстрее!
Слуги умчались, остался только старый Новак, он служил еще
его отцу, молчаливый и знающий все о доме.
– Как дома? – спросил Щажард.
– Все хорошо, господин, – ответил Новак.
Он смотрел в глаза честно и преданно, но Щажард слишком
хорошо знал старого верного слугу, поинтересовался:
– А теперь говори то, что скрываешь!
Новак покачал головой:
– Господин, я ничего не скрываю. Просто я заметил, что
как-то в ваше отсутствие в покои госпожи принесли огромный сундук. Она сказала
нам, что заказывала какие-то одежды, украшения. За сундуком пришли только
утром. Сегодня повторилось то же самое. В покои госпожи принесли тот же сундук…
Он умолк, поклонился, Щажард нахмурился, буркнул:
– Ладно, иди проследи, чтобы на кухне ничего не
подгорело. Мне удалось спастись от ночевки в шатре, это надо отпраздновать.
Когда пошел в переднюю комнату, навстречу выбежала Кледия,
взволнованная, слегка побледневшая. Она бросилась ему на шею, спросила
торопливо:
– Тебя отпустили? Или только заскочил по дороге на
минутку?
– Все закончилось, – ответил он весело. С
удовольствием поцеловал ее в щеку, обнял за плечи. Она попробовала повести его
к столу, что уже накрывали спешно, но Щажард увлек ее в покои, закрыл следом
дверь, тут только взор его упал на огромный сундук.
– Ого! Что это?
– Я заказала кое-что из новых платьев, – ответила
она торопливо. – Старые уже не налезают… да и пора обновить.
Он смерил взглядом сундук, кивнул.
– Да, ты права. Новые платья… это хорошо. Рад, что ты
не забываешь хорошо одеваться, а то есть жены, что, едва выйдя замуж, тут же
превращаются в безобразных нечесаных баб. Ты же у меня всегда стараешься быть
красивой, желанной, манящей… Открывай, посмотрим, что ты выбрала!
Она сказала, запинаясь на каждом слове:
– Щажард… муж мой… пристало ли тебе… моему повелителю…
мужчине… зреть женские тряпки?
– Ничего, – сказал он бодро. – Ты моя жена!
Все, что тебе интересно, интересно и мне.
Она побледнела, в глазах страх перешел в панику, она
заломила белые руки, сказал умоляюще:
– Щажард, ты голоден, ты устал… Позволь позаботиться о
тебе! Позволь накормить, обласкать, дать отдохнуть…
Он отмахнулся беспечно:
– Дорогая, я не так уж и устал. Просто люблю побыть
таким, каков есть: с горбатой спиной и толстым животом, а не выпрямлять спину
все время и втягивать живот, как делают артане! Открывай, посмотрим твои
платья.
Голос его звучал весело, но настойчиво. Она вздохнула,
сказала тихо:
– Сундук… сундук заперт!
Щажард пожал плечами:
– Но разве тебе не передали с ним ключ?
– Да, – сказала она слабым трепещущим
голосом. – Да… мне передали ключ…
Он протянул руку:
– Давай, я сам открою.
Она запнулась, последние капли краски покинули ее всегда
румяные нежные щеки. Пролепетала едва слышно:
– Там ничего интересного для мужчины… Я ведь слабая
женщина… Тряпки, бусы, ожерелья….
– Это ты уже говорила, – напомнил он. – Давай
ключ.
– Он там… – прошептала она, – там, в задней
комнате… Я оставила его там.
Щажард пошевелил пальцами.
– Принеси.
Она повернулась, пошла к дверям во внутренние покои. Ему
показалось, что ее всегда прямая спина слегка горбится, а в дверях она задела
плечом косяк. Он ждал долго, наконец Кледия вошла в комнату, бледная, с ним
старалась не встречаться взглядом, быстро отдала ключ и тут же поспешно вышла.
Щажард с ключом в руке повернулся к сундуку. Тело отяжелело,
ноги начали вздрагивать, он отступил и сел в мягкое кресло.
За окном медленно угасал багровый закат. Небо неспешно
темнело, зажглись звезды. Вошел Новак, неслышно зажег светильники и ушел,
ступая, как опытный охотник, под ногой которого не хрустнет даже былинка. От
светильников, что заправлены дорогим душистым маслом, по комнате потек
сладковатый аромат.
Лунный луч смотрел в комнату наискосок, потом невидимая луна
перешла на другую половинку неба, озарила призрачным светом его ступни, колени,
наконец свет ночного солнца всполз по его груди, Щажард поморщился, отодвинулся
вместе с креслом.
Дважды заглядывал Новак, сообщал тихим голосом, что ужин
перестали разогревать, выбросили собакам, готовят новый. Щажард, не глядя,
велел удалиться, взгляд по-прежнему устремлен на сундук. Что сделал бы
артанин – понятно. И как поступил бы простолюдин из любой деревни –
тоже не тайна. Но он – державный деятель, он мудр, он умен…
Поморщился кисло, при чем тут мудр, при чем тут умен. Его
Кледия – хорошая и ласковая жена, что родила ему шестерых, четверо выжили,
сейчас уже хозяйничают в собственных землях, и гости наезжают редко, но
наезжают. Всякий раз целуют и обнимают их обоих. И любят обоих.
Снова поморщился, при чем здесь дети. Ради мнения детей не
пошевельнет и пальцем. Но с Кледией он в самом деле прожил двадцать лет, и хотя
бывали ссоры, недопонимания, но это были хорошие двадцать лет.
