– Ваше Величество, он молчит, значит – винится. Он
уже осознал, осознал!
Тулей прорычал:
– Что скажешь, ничтожество? Он прав?
Скованный исполин не шелохнулся. Тулей задышал чаще, лекарь
подбежал, потрогал вздувшуюся жилу на виске, торопливо сунул под нос чашу с
едким напитком. Тулей отпихнул в раздражении, лекарь и его чаша покатились по
укрытым ковром ступенькам.
– Хорошо, – сказал Тулей зловеще. – Можешь не
отвечать. Сам знаешь, что опозорил нас всех, проехав через всю страну со
связанными руками!.. Эй, палач! Выведи этого… эту… во внутренний двор и посади
на кол. Да так, чтобы я и завтра еще видел его живым.
Щажард сказал укоризненно:
– Ваше Величество…
Тулей обернулся, налитые кровью, как у разъяренного быка,
глаза метали багровые молнии. Лицо стало багровым, как небосвод на закате.
– Что?
Щажард стойко выдержал яростный взгляд, сказал четко:
– Ваше Величество, во дворе упражняется ваша дворцовая
стража. Они всегда почитали Дуная…
– Ну и что?
Щажард вздрогнул от громового рыка, но голос его прозвучал
почти так же ровно:
– Если хотите, чтобы я с вами соглашался во всем, тогда
не спрашивайте моего мнения. А сейчас мое мнение таково, что ваших воинов это…
не обрадует. Дунай всегда служил честно. И все увидят, что получает человек за
честную службу в вашем дворце!
Тулей вскрикнул громовым голосом раненого льва:
– Он опозорил меня!
– Тогда казните, – ответил Щажард. Он побледнел,
но не опускал глаз. – Это ваше право. Все наши жизни в ваших руках. Дунай
клялся служить вам. Его жизнь в вашей воле. Вы можете любого из ваших воинов
казнить… да и не только воинов, но никого не в состоянии заставить думать о
вас… как хотите вы! Оценивать ваши поступки, как оцениваете их вы. Вы не
заставите своих воинов думать о вас… лучше.
Тулей задышал чаще, лекарь снова налил в чашу темно-зеленой
жидкости, поднес Тулею. Тот заставил себя понюхать, багровость покинула лицо,
он наконец махнул рукой и сказал все еще злым, но без крика голосом:
– Отвести во двор и срубить голову. Голову принести
сюда.
Стражи развернули Дуная, он пошел к двери, тяжело передвигая
ноги. Тулей проследил за ним ненавидящим взглядом. Щажард поклонился, сказал
торопливо:
– Ваше Величество, осмелюсь напомнить о Родстане… Не
лучше ли загодя перенести туда часть… нашего двора?
Тулей открыл рот, но ответить не успел, дверь с шумом
распахнулась. Тулей поморщился, Барвник вбежал, огляделся, привычно поклонился,
глаза мага бегали по сторонам, а пустой рукав халата высвободился из-за пояса и
болтался, как тряпка.
Тулей буркнул:
– Что случилось?
– Ох, Ваше Величество…
Тулей указал на свободное кресло.
– Садись к столу, промочи горло. Мы тут со Щажардом
деремся, ты остуди его…
– Меня? – изумился Щажард.
Тулей пробасил, глядя, как Барвник тяжело, будто грузный
Щажард, плюхнулся за стол:
– Что тебе привиделось?
Барвник отмахнулся, с жадностью отпил крепкого вина.
– Да так… Ошибся, видать. Показалось, что у вас тут в
покоях Дунай.
Тулей видел, как насторожился Щажард, да и у самого от
нехорошего предчувствия мурашки поползли по коже.
– А если бы был… то что?
Барвник ответил мрачно:
– Лучше не надо. Всяк стремится избежать неприятностей.
А уж если невзгоды, а то и беду… А Дунай, гм, это не просто беда. Если
сглупить, то от Куявии вообще ничего не останется. Артане захватят ее всю,
куявы перестанут быть куявами, а все земли отойдут к Артании. И будет одна
Великая Артания от моря и до моря.
Тулей сказал быстро:
– Выкладывай, выкладывай! При чем тут Дунай?
Барвник развел руками:
– Он – герой. Никогда героем не был, был просто
здоровенным бугаем, что мог ударом кулака деревья… а теперь вдруг стал героем.
Не поверите, но именно из-за того, что проехал через всю страну со связанными
руками! Да-да, это сделало его героем. Унизило – да, но через унижение…
Ваше Величество, мое дело – магия, я не силен в другом, я просто вижу, что
происходит, а причины пусть отыскивают другие. А произошло то, что через это
унижение… нет, не так… Мы думали, что это его унизило, а на самом деле –
возвысило! Я не знаю, как это произошло…
Тулей привстал, лицо снова начало багроветь, захрипел в
ярости, в бессилии рухнул обратно. Обе руки снова рванули за ворот, прорычал
хрипло:
– Возвысило? В цепях и с колодкой на шее? Я же отобрал
у него звание бера, отобрал дворец, земли, имя, честь!..
– Ваше Величество, – сказал Барвник умоляюще, с
испугом, – я разве спорю? Я говорю о том, что случилось. А случилось, что
эти цепи и колодка его ничуть не сделают ниже. Наоборот, чем тяжелее на нем
цепи, тем выше его слава.
– Ну-ну, – сказал Тулей сипло, – посмотрим,
как станет выше, если укоротим на голову. Сейчас палач повел его во двор…
Барвник побледнел, чаша выпала из его рук, без стука
ударилась о ковер и покатилась, оставляя за собой темную от вина дугу.
– Ваше Величество, – прошептал он. – Ваше
Величество… Если Дуная казнить, то этим вы разрушите всю Куявию! Если его
голова скатилась с плеч, считайте, Куявия уже обречена. Ей остались считаные
дни. Ровно столько, чтобы артанским коням доскакать до самых дальних уголков
страны.
Тулей еще смотрел выпученными глазами, краска медленно
сходила с вытянувшегося лица, а Щажард, еще ничего не поняв, но быстрый на
решения, в три коровьих прыжка подскочил к окну, высунулся чуть ли не до пояса,
заорал, срывая голос:
– Стража!.. Стража!.. Немедля во внутренний двор!..
Остановить казнь!.. Если с головы Дуная упал хоть один волос, я вас сам…
Тулей перевел дыхание, Щажард еще кричал, жестикулировал,
внизу послышался топот ног и звон железа. Наконец Щажард повернулся от окна,
лицо бледное, дыхание вырывалось тяжкое.
– Молю богов, – сказал он торопливо, – чтобы…
он был еще жив. Барвник, что ж ты молчал?
– А кто ж знал, – огрызнулся Барвник, – что
вы не только его уже поймали, а еще и осудили! Как быстро! Будто не тцар с
первым человеком в стране, а пастухи Артании! Да как вы могли? Вот так, сразу
на плаху…
Тулей поморщился:
– Говори, что… Нет, лучше молчи. Я все равно ничего не
услышу. Эй там!.. Бегите во двор, узнайте насчет Дуная. Если жив, приведите…
нет, он еле ходит, принесите на руках!
Барвник вскинул ладонь. Худое лицо было бледным и
решительным. В глазах таился страх.
