А что до Маргаритки, она проводила много времени за разговорами с Капитаном.
* * *
На двадцать второй день плавания Шнифер Брякнулл, благодаря своей лёгкости умевший взобраться на мачту выше всех остальных, крикнул: «Земля на носу!»
Никто не обратил на него внимания. То же самое Шнифер Брякнулл говорил по три раза в день вот уже две недели, решив, что после того, как чуть было не утонул, сделался морским волком и может разглядеть чёрную кошку ночью в чёрной комнате. Но если говорить одно и то же достаточно часто, рано или поздно ты окажешься прав. И в этот день, получасом позже, на горизонте действительно показался заросший пальмами бережок. А вскоре «Клептоман» плавно вошёл в лагуну, и его ржавые якоря с грохотом упали в воду, чистую и прозрачную, как изумруд.
— Стоп машина, — сказал Кассиан на капитанском мостике. — Чёрт возьми, а это кто?
Перед «Клептоманом» широкой подковой раскинулся белоснежный пляж. За пляжем стоял густой тропический лес, и над ним поднималась тонкая струйка дыма, как будто от костра. На пляже прыгал и махал руками ржавой громадине корабля мужчина. Довольно крупный мужчина, одетый в лохмотья. В прежней жизни эти лохмотья, возможно, были вечерним костюмом. Но теперь галстук-бабочка был завязан у мужчины на голове, чтобы грязные волосы не лезли в глаза, рукава пиджака оторваны, карманы набиты бананами, а брюки заканчивались чуть выше страшно исцарапанных и ободранных коленок.
Кассиан навел на него подзорную трубу.
— Ёлки-палки! — воскликнул он. — Это ж папа!
Маргаритка нервно откашлялась.
— Да. — Она взяла Капитана за руку. — А это, — сказала она, — наша милая, настоящая мама.
— Которая гордится тобой, — сказала Капитан.
На этот раз в обморок упал Кассиан.
17
На этом месте в посредственной книге автор окунает руку с пером по локоть в привычный золотой сироп, и дальше идёт пара страниц слёз и смеха, после чего все и каждый живут долго и счастливо, кроме, разумеется, негодяев, которые лишаются конечностей.
Совсем не так было на «Клептомане». То есть так, да не совсем так. Потому что тут папа Крошки и Капитан сидели друг напротив друга за штурманским столом и, похоже, придумывали, что им такого друг другу сказать. Обалдевший Кассиан же, получив от безжалостных сестёр ведро холодной морской воды в лицо, сидел на полу, привалившись спиной к стене.
— Вон, — сказала Маргаритка.
Вдвоем с Примулой они взяли Кассиана за ноги и вытащили его на посадочную площадку «ягуара».
— Прочь, — сказала Маргаритка Большому Багажу и стайке взволнованных грабителей, которые заглядывали в окна мостика с носовыми платками наготове.
Вскоре свежий карибский воздух вернул Кассиану некоторую способность соображать.
— Как же она раньше не догадалась, что это мы? — спросил он.
— Мама-секретарша переменила нам имена, чтобы они звучали красивее. На самом деле нас зовут Джейн, Мэри и Джон. А когда мама-Капитан бросила папу, он переехал на авеню маршала Маммона. И это мама-секретарша вышла из себя и разодрала Медведя, а потом принесла его зад.
— Глупая дура, — сказала Примула. — Кстати, имена мы не переменим.
— Да, навряд ли стоит, — сказал Кассиан.
— А что теперь?
— Обсуждают.
— Что?
— Это. Нас. Жизнь. Вообще. Так я думаю. — Крошки шли к машинному отделению. Молча: только башмаки стучали по железным трапам. — Не наше это дело, — сказала Маргаритка.
— Наше, — сказал Кассиан.
— Нет…
Они подошли к кабине Старшего Механика.
— Слушай, — сказал Кассиан. — Даже грабители интересуются такими делами, насчёт мужчин, женщин, детей и вообще. Так почему бы нам не поинтересоваться?
— Незачем.
— Почему?
Молчание.
— Почему? — повторил Кассиан.
— Потому что Няня Так Говорит, — сказала Примула.
Снова молчание. Долгое и полное ужаса.
— Но мы ведь никогда не слушали, что говорят няни, — сказала наконец Маргаритка.
— Да, — согласились брат и сестра.
— Так давай.
Кассиан снял крышку с переговорной трубки, на которой было написано: «МОСТИК». Сквозь гул машинного отделения до них донесся далекий голос. Голос папы Крошки.
— Ну? — говорил он. — И куда ты отправилась десять лет назад?
— Я ушла.
— Я знаком с центральной мотивацией твоего тезиса, — сказал папа Крошки.
— И какого же числа я ушла?
— Я попросил бы воздерживаться от критических суждений в отношении моей персоны.
— Позволь напомнить тебе, папа Крошки, — донесся голос Капитана, — что я спасла тебя, и в любую минуту могу вернуть на прежнее место с помощью двухсот моих верных грабителей, поднаторевших в воровстве, физическом насилии и обращении с детьми.
Наступило молчание, такое выразительное, что дети почти что услышали, как побледнел папа.
— Так какого же числа я ушла?
— Девятого августа. Десять лет назад.
— Неверно.
— Но я же записал у себя в дневнике!
— На самом деле — семнадцатого июля. Ты только через три недели заметил.
— Что?!
— Вот так мы с тобой и жили. Ты утром вставал, за завтраком читал газету, уходил на работу, возвращался в восемь, если вообще возвращался, за ужином клевал носом, до полуночи вёл телефонные переговоры с Америкой и ложился спать. И так — каждый день, включая выходные, кроме тех случаев, когда ты уезжал в командировку. Ты никогда не замечал, здесь я или нет, и всегда требовал, чтобы за детьми смотрели ужасные няни. И вот однажды я смотрела скачки по телевизору — помнишь, ты подарил мне большой телевизор, чтобы я не разговаривала, — и тут входит человек в чёрной маске, полосатой робе и с мешком, на котором написано «Хапок». Сказал, что он грабитель, бедный недотепа, — как будто я сама не догадалась. И, конечно же, он был совершенно неумелый. Я его пожалела — хотелось о ком-то заботиться, мне этого не хватало, а он был такой беспомощный. Я помогла ему нас ограбить, он познакомил меня с этими замечательными людьми, потом мы нашли корабль, и я организовала агентство. Присматривала за ним и его друзьями — кто-то, наверно, скажет, что грабить нехорошо, но если у тебя агентство нянь-грабителей, то вы наверняка грабите только таких идиотов, которые вызывают нянь из агентств. Ничего другого они и не заслуживают.
— Вздор, — сказал папа Крошки. — Ты сбежала с вором.
