— Кушетки?
— Кушетки и диваны, аэропланы.
— Ах, да, конечно. По человеку на самолет.
Изнутри самолеты оказались не такими роскошными, как снаружи. В каждом было по четыре сиденья спереди, а за перегородкой — большой грузовой отсек. Они были чистые, опрятные и не содержали совершенно ничего любопытного. Няни сошлись после осмотра.
— Есть что-нибудь? — спросила Маргаритка.
— Ничего, — сказала Примула.
— Ни плотвы, — сказал Пит.
— Плотвы?
— Ни плотвы, ни ерша, ни шиша.
— А, — сказала Маргаритка.
— Вот только в моем, — сказал Пит, — в моем был хомут.
— Хомут и супонь, вонь, — перевела догадливая Примула.
— Я уже сама поняла, — сказала Маргаритка. — Чем пахло?
— Керосином, — сказал Пит. — И духами.
Маргаритка нахмурилась. В ее могучем мозгу зашевелилась смутная Идея.
— У кого тут самый чуткий шлёп? — спросила Примула.
— Шлёп? — удивился Пит.
— Шлёп, плюх, нюх.
— Первый же, кто снова заговорит дурацкими рифмами, — сказала Маргаритка, — будет иметь дело со мной.
— Утка, — сказал Пит.
— Утка?
— Утка и гусь, слушаюсь, — сказала Примула. — И повинуюсь.
— Ой, — сказал Пит, схватившись за ногу, по которой пришелся удар тяжелого Маргариткиного ботинка — Извини.
— Пустяки, — сказала Маргаритка и зашагала к самолету.
— В кабине, — сказал Пит.
Они забрались в кабину и сильно принюхались. Примула раздула ноздри. Ее чуткий кулинарный нос способен был уловить каждую пахучую молекулу.
— Пачули. И жасмин. Нет, гардения. И, конечно же, керосин. Где, ну где же я слышала этот запах?!
— Я знаю, — внезапно помрачнев, сказал няня Пит. — Так пахло письмо, которое ваш папа прислал Капитану.
— И Гомес Элеганте у Бурбонских, — сказала Маргаритка. — Уже теплее. — Она поежилась.
— Может быть, — сказал Пит.
Маргаритка тронула его за руку.
— Не унывай, — сказала она. Она знала, что Пит любит Капитана и видит в папе Крошки своего соперника. — Если он так поступил, она его ни за что не простит.
— Ты так думаешь? — сказал Пит, заметно повеселев.
— Кто причуды сердца угадает, кто поймет его непостоянный нрав? — сказала Маргаритка (она где-то прочла эту фразу).
— Мы считаем, можно поставить два к одному на то, что она больше любит тебя, чем папашу, — несколько прозаичнее сообщила Примула. — Ох, что это?
В ангаре послышались голоса. Дверь с грохотом открылась. По бетонному полу застучали опасные кубинские каблуки.
— Они идут сюда! — сказала Маргаритка.
— Задней двери нет! — сказала Примула.
— Быстро! В сортир! — сказал Пит.
— А что, если кому-нибудь из них…
— Авось не захочется, — сказал Пит и, быстро затолкав нянь в крохотную уборную, запер дверь. Слышно было, как люди забираются в самолет.
— Может, просто хотят что-нибудь проверить… — начал Пит.
Конец этой утешительной фразы потонул в гуле двигателей.
— Что? — крикнула Маргаритка.
— …а может, и нет, — закончил Пит.
Пол задрожал. Самолет пришел в движение.
— Что теперь? — почти неслышно произнесла Маргаритка.
— Посмотрим, — так же неслышно ответил Пит.
Гул двигателей превратился в звенящий рев. Самолет вырулил из ангара, тряско пробежал по взлетной дорожке и поднялся в воздух. За крохотным окошком уборной башни Нью-Топии погрузились в туманную дымку. Рев моторов сделался немного потише — самолет перестал набирать высоту.
— Всё выше, и выше, и выше, — сказала Примула.
— Отойди-ка в сторонку, — сказал няня Пит. Он снял котелок, парик и протер татуировку с орлом на лысине грязноватым красным платком. Потом очень тихо отодвинул задвижку и открыл дверь.
Дверь кабины была закрыта, а дверь грузового отсека — открыта. Рядом с ней стоял коренастый человек в черном костюме и смотрел куда-то вниз, на землю.
— С добрым утром, — сказал Пит, оглушив человека ударом котелка. Потом он снял с человека костюм, надел на себя, а человека одел в нянину форму. После чего напялил на него парашют и вытолкнул за дверь.
— А
а
а, — закричал человек, летя к земле.
Пит высунул голову.
— Приземлился на поля орошения, — доложил он. — Удачно, хотя, может, умеет плавать… Поплавает, поныряет, немножко провоняет. Извини, — поспешно добавил он, увидев лицо Маргаритки.
— Вот именно, — сказала Маргаритка.
Пит порылся в карманах:
— В кармане имеется здоровенный разделочный нож. Сдается мне, это нехорошие и опасные люди.
— Тем больше причин спасти папу, — решительно сказала Маргаритка.
— Да, — согласился Пит, но не так решительно.
Внизу уплывал назад город, и под крылом самолета уже синело море.
Примула от нечего делать ковыряла разделочным ножом большой тюк, привязанный к полу.
— Постой! — сказал Пит.
— Сейчас. Ой…
— Поздно, — сказал Пит.
Из-за открытой двери в грузовом отсеке гулял ветер. Тюк, похоже, был набит бумажками. Часть их вылетела и запорхала по самолету, вылетела за дверь и, как снег, посыпалась на тропическое голубое море. А в море были суда: пятьдесят или шестьдесят штук, все груженные экскаваторами, самосвалами, бульдозерами, гравием и мешками цемента. Все деловито двигались на юго-восток, к смутно видневшемуся вдали острову. Из центральной вершины его поднималась тонкая ниточка дыма. Это был Остров Скелета.
Когда первые бумажки упали на воду, суда замедлили ход и остановились. Некоторые столкнулись друг с другом. По палубам забегали человеческие фигурки: они спускали на воду спасательные шлюпки.
Маргаритка поймала одну бумажку и поднесла ее к свету.
— Хм, — сказала она. — Так я и думала.
— Что? — спросил Пит.
— Деньги.
Пит разинул рот.
— Целый тюк?
— Похоже на то. — Маргаритка мысленно произвела расчет. — Может быть, пятьдесят миллионов долларов.
— Черт, обалдеть, — сказал обалдевший Пит.
— Так что лучше сядь на тюк, — сказала Примула. — Пока всё не вылетело за дверь.
— Но… — начал было Пит.
