Про учебники мы, кстати, тоже поговорили. Потаскать бы эту тяжесть взрослым, посмотрели бы мы на них! Вовка свой ранец каждое утро взвешивает на безмене и получает неизменные пять, а то и шесть килограммов. А сам он весит двадцать пять килограммов! Теперь задача всем умным взрослым. Поделите-ка двадцать пять на пять, — сумеете? Мы-то с Вовычем давно поделили, даже на калькуляторе перепроверили, а взрослые, видно, с математикой не очень дружат. Так вот, уважаемые взрослые, ответ такой, что для вас это примерно то же самое, что таскать ежедневно пудовую гирю! Нехило, да? Это ведь и на работу, и с работы! Любого бы ушатало. Вон, портфель у моего бати — втрое легче наших ранцев! А про сумочку мамы мне и поминать смешно.
Я вообще часто задумываюсь: почему мы со взрослыми живем в одном мире, а говорим о разных вещах? То есть им неинтересно слушать нас, а мы звереем, слушая их. Это вообще какое-то загадочное свойство человека — неумение вникать в мысли соседа. Что же тогда про экстрасенсов толковать? Я ведь не о телепатии какой-то, я — о простом человеческом понимании!
К примеру, выхожу я к доске на уроке того же Глебушки. Это заместитель Аделаиды, кто не в курсе. Ну то есть когда она болеет, он как бы вместо нее. В общем, как только я выхожу и начинаю рассказывать, Глебушка прикрывает рот и украдкой зевает. Он-то думает, что замаскировался, но я ведь вижу! А потом я сажусь на место, рассказывать берется он, и тут уж зевает весь класс. То есть мы так иногда зеваем, что штукатурка с потолка сыплется. И челюстям больно. Вовыч где-то вычитал, что от зевания даже вывих получить можно. Самый настоящий, как в спорте! Но Глебушку кое-кто из девчонок оправдывает. Вроде как «он не сильно старый, вот и устраивает личную жизнь — на свиданиях мерзнет, до остановки провожает, не высыпается». Нехило, да? Он, значит, не сильно старый, а мы с Вовычем — сильно? И потом, мы, может, тоже имеем право на личную жизнь. Чтобы, значит, до остановок провожать, на свиданиях мерзнуть и прочей мурой заниматься.
А еще есть у нас другой прикольный предмет — «Окружающий мир» называется. Мы с Вовычем его больше всего боимся — как открываем, так нам плохо становится. Прямо щеки раздувает и хохотать тянет. Того и гляди лопнем. Потому что нормальные вещи «окружайка» (это мы так ее зовем, кто не знает) объясняет совершенно ненормально. Оказывается, мир состоит из кормильцев, едоков и мусорщиков. Вован на уроке еще про поильцев ляпнул, так учительница не поняла, что он шутит, и трояк ему вкатила. Но ведь, правда, смешно, — кормильцы, поильцы… Мы что, недоумки какие, чтобы нам все разжевывать?
Или те же раскраски. Кто не знает, это такие контурные рисунки, которые следует раскрашивать в указанных границах. Карандашиками или фломастерами. То есть в яслях или детсадах — понятно, можно давать и эту чепуховину. Но даже моя систер (это сестра по-английски, кто не знает) — и та предпочитает рисовать самостоятельно. Потому что вся в брата. А брат, между прочим, эти малышовые раскраски даже в глубоком детстве в упор не видел. Это я, значит, про себя. За возраст совсем уж грудничковый отвечать не берусь, но лет этак с двух-трех я уже вполне нормально малевал танки, роботов и прочий боевой металлолом. Вовыч, конечно, художник послабее меня, но даже у него глаза на лоб полезли, когда во втором классе мы открыли новые учебники и увидели эти самые раскраски. Автор учебника на полном серьезе предлагал выбирать из пяти тюбиков нужный цвет и возить фломастерам по каким-то зверькам, домикам и машинкам. Естественно, мы начали ржать. Сначала Вовыч, потом я. Или наоборот, не помню. И оба получили записи в дневнике: «Смеялся над пустым местом». То есть это Аделаида нас распекала: «Над чем смеетесь? Над пустым местом!». Так и записала в дневники. В результате — мы в это «пустое место» неделю без смеха заглядывать не могли. Сразу начинали краснеть и раздуваться.
Так вот и оказались у котлована. Хотя объяснить толком, чего нас туда понесло, я бы не сумел. Про смешинку объяснил, про портфели с учебниками тоже, а про котлован… Тем более что погода была из таких, которые обычно называют непогодами. Ветер задувал, дождик накрапывал… Какой-нибудь писатель страниц пять ухлопал бы, описывая эту слякоть. А я скажу в секстильон раз проще: погода была полная фигня. Вот в эту самую фигню-непогоду мы с Вовычем и оказались возле котлована.
То ли центр торговый хотели здесь строить, то ли автостоянку, никто толком не знал. Но котлованище вырыли огромный, уже и сваи кое-где вколотили. Одного строители не предусмотрели — все той же непогоды. И как зарядили осенние дождики, как сыпанул град, весь котлован и затопило. В несколько дней по самый краешек. Стройку, понятно, остановили, а мы вдруг обнаружили, что в нашем скучнейшем городском ландшафте возникло географическое новшество. Наверное, природа специально для нас постаралась. Она ведь мудрее самых мудрых строителей и совершенно точно знала, что ни автостоянок, ни торговых центров нам не нужно. Вот и поступила по-своему. Отвернула небесные краники и подарила нам озеро.
Глава 2
ГОРЕ-АРГОНАВТЫ
— Тут и города еще не было, — вещал Вовка, — а про озеро знали уже все окрестные мамонты. И лошади знали — которые Пржевальского, и динозавры с гигантскими черепахами. Все вместе приходили сюда на водопой. А когда ледниковый период грянул — тот, что в мультах, они и замерзли. Только один последний динозавр кое-как добрался до озера. Всего-то и надо было — перейти на ту сторону! Понимаешь? И все! Один динозавр мог бы реально спастись!
Я потрясенно молчал. Врать-то мы все умели неплохо, но Вовыч врал сказочно. Кто его только этому учил! То есть это ведь он про котлован мне втюхивал! Про озеро, уцелевшее чуть ли не с юрских времен! А я, дурак, слушал и головой кивал. Сто раз видел, как рыли этот котлован, как ревели экскаваторы, как сваи вбивали, а вот Вовыча слушал и верил. Да и как не верить, если у него глаза как фары горели, и руками мой друг размахивал, как голландская мельница.
— Прикинь, это, может, последний динозавр был! Какой-нибудь диплодок с длиннющей шеей! — почти кричал Вовыч. — Они же вон какие большущие были, и этот думал, наверное, что запросто вброд перейдет. А шагнул ножищей, и ульдык! Он же не знал про глубину. Только пузыри и пошли…
Я с трепетом глянул на темные воды котлована. Может, и впрямь где-то там на далеком дне лежали кости последнего динозавра?
— А сваи? — тихо спросил я. Не чтобы опровергнуть сказанное, а скорее, подбрасывая полешки в пламенную печь Вовкиного красноречия.
— И ты заметил? — Вовыч кивнул. — Это археологи. Кости хотели достать, станцию пытались строить.
— Не получилось?
— Почему, построили. А наутро… Наутро вода взбурлила, и выплыл монстр. Понимаешь, потомок того динозавра. И всю станцию в щепки разнес, только сваи и остались. Потом его с вертолетов расстреливали, сети спускали, — бесполезно.
— Круто! — выдохнул я, не понимая, отчего первым не выдумал такую обалденную историю. Вроде и книг немало прочел, и Данелию с Гайдаем смотрел, а переплюнуть друга не получилось.
