— Ладно, — смиренно согласилась я, — не буду. Я только к ним вечером заскочу, «пиэспишку» забрать, ладно? Ну и пару дисков. А так — ни-ни!
Сказала я про «пиэспишку», и вдруг у меня внутри что-то ёкнуло. Пашка! Я ведь собиралась ему дать «пиэспишку» на той неделе! А отказалась идти с ним к директору только потому, что он — Рыбы по гороскопу. Вот балда! А главное, я даже не спросила, он скелет из кабинета биологии стащил или нет. Конечно, мне теперь Андрей нравится, но Пашка мой друг. Надо было его выручить…
Получается, я всё-таки способна на предательство?
Мысль была нестерпимой. Я выхватила из рюкзака телефон и позвонила Пашке.
— Привет! Прости, что не выручила тебя тогда! Как всё прошло?
— Нормалёк, — ртветил весело Пашка, — да директор и не стал наезжать. Сказал, в нашем возрасте тоже хохмы со скелетами устраивал.
— Так это ты его стащил, скелет-то?
— Конечно, я!
— А зачем сказал, что тебя подставили?
— Чтобы ты точно пришла, — хмыкнул Пашка. — Кстати, как там твоя «ниэспишка»? Моя всё ещё в ремонте.
— Прости, Паш, — улыбнулась я и покачала головой, — я её другу отдала!
Трубку повесила и думаю: «Ну и тип». И решила: «Наверное, на предательство каждый человек способен».
А вот прощения попросить не каждый может. Надо будет об этом на форуме написать сегодня. Рунический оракул, мол, советует почаще прощения просить.
Наконец в класс вошла Татьяна Сергеевна.
— Кстати, — громко зашептала Маринка, — сегодня Венера с Сатурном соединилась. Можешь на географии руку смело тянуть.
— Так у нас сегодня новая тема, а я вчера даже учебник открыть не успела!
— Какая разница, Сонечка! Венера же с Сатурном! Любое начинание успешным будет, понимаешь? Лю-бо-е!
— Знаешь, Марин, — сказала я, — Венера с Сатурном — это хорошо. Здорово даже. Но ведь есть и поудачнее сочетания планет?
— Есть, конечно! Например, Уран с Юпитером… Или…
— Вот и подожду я Урана с Юпитером, — кивнула я, — и тогда уж обязательно попрошусь в проект по новой теме.
— Точно?
— Конечно! — заверила я подругу и тихо добавила: — Клянусь руническим оракулом…
Важные разговоры
Перед школой мы с Туськой не успели поговорить. Так, парой слов перекинулись только. Я ей рассказала, что мама меня шапку заставляет носить, а уже март, то есть весна на дворе, что я купила новый кулончик «хеллоу китти», но забыла его дома и в следующий раз захвачу, что я боюсь нормативы по физре сдавать, что Тимка меня зафрендил на «Фейсбуке» и что под моим последним постом «ВКонтакте» всего пять комментариев. Вместе с моими ответами — пять.
А Туська пожаловалась, что папа, вместо того чтобы на роллердром с ней сходить, записал её на детские лекции в Политехе, показала новые румяна, которые её маме подарили, а она пользуется втихаря, и пересказала мне две серии «Папиных дочек».
Разве же это общение? Одно издевательство!
Пришлось продолжить на литературе. Мила Яковлевна, конечно, ворчала, но дело было важным: Туська мне объясняла, как мыть кошку.
— Главное — натощак, — сказала Туська, почти не разжимая губ, — и тряпку кинь в ванную, чтобы кошка не поскользнулась.
Мила Яковлевна не выдержала и вызвала меня к доске читать наизусть «Песнь о вещем Олеге».
— Главное — её голову под кран не суй! — прошипела Туська мне вслед.
Я кивнула, быстро отчитала про буйный набег неразумных хазар и мечи с пожарами и, пока Мила Яковлевна ставила мне отметку в журнал и в дневник, громко прошептала Туське:
— А температура воды какой должна быть?
— Градусов тридцать, — ответила Туська.
Мила Яковлевна рассердилась, исправила пятёрку на четвёрку и приписала: «Болтает на уроке».
— Это хорошо, что она так написала, — сказала Туська, — потому что теперь мы можем болтать бесконечно. Запись-то уже есть! А на каком именно уроке — не сказано.
Ну мы и продолжили болтать. Потому что уроки уроками, а у нас столько важных тем накопилось!
Вот, например, надо было обсудить, что «портакал» по-турецки значит «апельсин». А «тешекюр эдерим» — «спасибо». Дело в том, что летом я собираюсь с родителями в Турцию, а Туська уже была там не один раз, и она решила меня подготовить к путешествию, чтобы я с турками объясняться могла.
— Портакал! Портакал! — несколько раз повторила я, чтобы лучше запомнить.
И всё бы ничего, если бы следующим не урок английского был. Потому что англичанка услышала, что мы не по-английски разговариваем, а какую-то тарабарщину бормочем, и тоже дневники отобрала.
И, представьте себе, тоже написала: «Болтает на уроке». Хоть бы написала, что мы по-турецки болтаем, а то две записи подряд выглядели как-то глупо. После второй я присмирела. И даже предложила Туське:
— Давай всё-таки на переменке всё важное обсудим, а?
Ну мы и обсудили. Поговорили о том, что Тёмка на «Фейсбуке» вывесил фотки, как он с родителями катается на лыжах по горам в Приэльбрусье, что Туська постирала джинсы, а там в карманах салфетки оказались, и теперь у неё джинсы в белых катышках, что… Тут звонок прозвенел.
— Мы что-то важное забыли обсудить, — наморщила я лоб.
— Да, — вздохнула Туська. — Переменка так быстро кончилась, даже поговорить толком не успели.
На следующем уроке беда пришла, откуда не ждали. Учительница музыки, Ирина Николаевна, вошла в класс в розовых наушниках! Она вообще молодая и стильная. Носит футболки со смешными надписями, джинсы с заклёпками, ярко-зелёные кеды. А тут — просто фурор!
— Я тоже такие себе хочу, — сказала Туська шёпотом, когда Ирина Николаевна сняла наушники и положила их на пианино.
— И я, — говорю, — только мне белые нужны.
— А мне голубые — под куртку.
— А я ещё слышала, в моде юбки пышные, — вспомнила я.
— Это что, как баба на чайник?
— Ну да, только короткие и…
И тут — представляете — наша Ирина Николаевна, любимая, можно сказать, учительница, такая добрая и понимающая, потребовала дневники! Вот тебе и любимая! Из-за неё весь разговор, между прочим.
Но ей, конечно, мы этого объяснить не смогли. Как и маме моей — почему у меня в дневнике три замечания за один день.
— У Туськи тоже три, — проворчала я.
Туська покраснела, но кивнула.
