Элида сказала ему правду, и эта правда должна была осесть в разуме Лоркана. Сказанное меняло его взгляд на нее и отчасти – его… замыслы.
– Теперь послушай обо мне, – с нарочитой грубостью произнес Лоркан. – Я живу на свете уже более пятисот лет. Я принес клятву на крови фэйской королеве Маэве и являюсь ее правой рукой. Во имя королевы я творил великие и страшные дела и буду творить их дальше, пока смерть не затребует меня к себе. Родителей своих я не помню. Раннее детство прошло на улицах Доранеллы, с ватагой таких же бездомных оборвышей. Я достаточно быстро начал понимать, что мои способности не такие, как у сверстников. Маэва это тоже заметила. Я могу убивать быстрее других. Способен чувствовать смерть, когда она где-то поблизости. Похоже, смертоносную магию подарил мне сам Хеллас. На ваш континент меня занесло в интересах моей королевы, хотя я отправился без ее разрешения. За это она вполне может приказать выследить меня и убить. Если ее посланцы будут меня разыскивать, тебе спокойнее всего делать вид, что ты ничего обо мне не знаешь.
Лоркан мог бы рассказать еще, но… Элида тоже не раскрыла ему всех своих тайн. А правда в больших порциях бывает вредна.
Удивительно, но его слова не вызвали у Элиды даже тени страха. Ее запах не изменился.
– А семья у тебя есть?
– Нет.
– Друзья?
– Тоже нет.
Соратники не в счет. Они ведь тоже не знали, чтó такое дружба. Этот чертов Рован плюнул на все и ушел служить своей Аэлине. Фенрис не скрывал, что тяготится узами. Ваган почти всегда отсутствовал, выполняя очередное поручение Маэвы. Гарель держался особняком, а Коннал не вылезал из спальни королевы, удовлетворяя ее ненасытные потребности.
Элида наклонила голову. Волосы закрыли ей лицо. Лоркану вдруг захотелось откинуть прядь и заглянуть в ее темные глаза. Но его руки были перепачканы вонючей кровью илков. И еще он чувствовал: Элида Лошэн не хотела, чтобы к ней прикасались без ее желания.
– В таком случае, у нас с тобой есть что-то общее, – сказала она.
Ни семьи, ни друзей. Все это не казалось Лоркану таким уж печальным, пока он не услышал ее слов. Он вдруг увидел себя глазами Элиды.
Элида лишь пожала плечами и встала.
– А тебе обязательно нужно вымыться, – услышал он голос Мулли. – Ты стал снова похож на воина.
Лоркан не знал, считать ли ее слова комплиментом.
– Нирк и Омбриела… словом, они догадались, что мы вовсе не супружеская пара, – сказал он Элиде.
– Тогда нам надо бежать из труппы, – мигом встревожилась Элида.
– Нет. Они не проболтаются, – уверил ее Лоркан.
Хотя бы потому, что видели, как он расправлялся с илками. Поди сообразили, чтó их ждет, если они поведут себя не так.
– Мы останемся с труппой, пока не решим, что к чему.
Элида кивнула и, сильно припадая на увечную ногу, направилась к выходу. Там она села на край повозки и только после этого неуклюже слезла. Нога не позволяла спрыгнуть. Но двигалась Элида с большим достоинством и лишь слегка застонала, очутившись на земле.
Лоркан смотрел ей вслед. Она ни разу не оглянулась.
Он не переставал удивляться себе.
Глава 42
Смерть пахла солью, кровью, древесиной и гнилью.
Смерть вызывала боль.
Поглоти ее Тьма, боль была просто адской. Древние врали насчет того, что смерть гасит всякую боль. Тогда почему у нее по-прежнему болит рана в животе? А еще – боль в голове, словно внутри стучит молот? Мертвые не должны ничего ощущать, но она почему-то ощущала жуткую сухость во рту и жжение в раненой руке.
Наверное, Тьма была иным миром, иной реальностью. Похоже, она угодила прямо в ад, которого так боялись смертные.
Она ненавидела смерть.
Пусть эта смерть тоже убирается в ад.
Манона Черноклювая приоткрыла тяжелые, воспаленные веки и увидела колеблющийся свет. Он исходил от масляной лампы, что висела на стене комнаты.
Нет, это не комната, иначе здесь не пахло бы солью, а стены не раскачивались бы. И скрипа тоже не было бы. Это каюта на корабле.
Маленькая, грязная. Места едва хватило, чтобы втиснуть ее койку. И окошечко такое, что с ее плечами не пролезть.
Новая мысль заставила ее резко сесть на постели. Аброхас! Где Аброхас?
– Успокойся, – лениво произнес слишком знакомый женский голос из затемненного угла каюты.
Резкое движение запоздало отозвалось болью в животе. Манона мельком взглянула на свои перебинтованные пальцы, потом на молодую королеву. Та расположилась на стуле, возле двери. Далее Манона обнаружила, что скована по рукам и ногам. Цепи от ее кандалов крепились к стенкам. Дырки для них провертели совсем недавно.
– Ну что, Черноклювая? – сказала Аэлина Галатиния. – Похоже, ты опять обязана мне спасением.
Ее бирюзовые глаза были холодными и насмешливыми.
«Элида, – подумала Манона. – Значит, Элида сумела…»
– Кстати, твой дракончик прекрасно себя чувствует. Настоящая нянька. Уж не знаю, как тебе удалось превратить его в крылатого коня. Сейчас он разлегся на баке и урчит от удовольствия. Не скажу, чтобы матросы были в восторге от его присутствия. Особенно когда им приходится за ним убирать.
Манона вспомнила, как говорила Аброхасу: «Найди безопасное место». Каким же чудом он разыскал террасенскую королеву? Или знал, что этот корабль – единственное место, где у хозяйки есть шанс выжить?
Аэлина уперла ноги в пол. Каблуки сапог негромко скрипнули. Казалось, она дорожит временем и не собирается тратить его на пустые разговоры. Королева изменилась. Манона помнила ее другой. Воительница, смеявшаяся над нею во время их поединка в развалинах храма Темизии, несколько утратила задиристое любопытство. Теперь в ней ощущалось больше сметливой жестокости.
Живот Маноны снова отозвался болью. Ведьма закусила губу, чтобы не зашипеть.
– Уж не знаю, кто тебя так погладил, но рана нешуточная, – сказала королева. – Власть делили?
Кто нанес ей эту рану и почему, королеве незачем знать. И остальным тоже.
– Дай мне отлежаться и выздороветь, и я тихо уберусь с вашего корабля, – прохрипела Манона.
Отяжелевший язык показался ей куском высохшей кожи.
– Нет, Черноклювая, – ехидно промурлыкала Аэлина. – Никуда ты не уберешься. Твой дракон может лететь куда пожелает или валяться на палубе. А ты – наша официальная пленница.
У Маноны закружилась голова, но ей хватило силы тем же ехидным тоном спросить:
– Наша?
Королева понимающе улыбнулась, затем изящно встала. Волосы Аэлины отросли, лицо осунулось, а в бирюзовых глазах прибавилось жесткости. Там было еще что-то… словно королеве постоянно грозила опасность.
