Однако понимание не погасило гнев Эдиона. Наоборот, тот вспыхнул с новой силой. Что за беспечность? Рован заметил его состояние.
– Эмоции прибереги для другого времени, – угрожающе произнес фэйский принц.
Фенрис и Гарель напряглись, не понимая сути происходящего.
Эдион что-то прорычал сквозь зубы. Рован холодно посмотрел на него. Взгляд был достаточно красноречивым, обещавшим даже в случае легкого намека о сокровище Аэлины вырвать Эдиону язык. В самом буквальном смысле.
Эдиона бесило, что Рован и на этот раз был совершенно прав. Заглушая гнев, он сказал:
– Нам не унести Лисандру… в таком виде. А у нее сейчас нет сил для обратного превращения.
– Тогда подождем, пока она не восстановит силы, – сказала Аэлина.
Но королева уже смотрела не столько на Лисандру, сколько в сторону залива. Рульфу помогали перебраться с рифа на корабль. Город гудел, празднуя победу.
Победу, граничащую с поражением. Слишком дорого заплатили Лисандра и Аэлина, чтобы расшевелить потомков микенианцев, показав им осуществленное древнее пророчество.
– Я останусь здесь, – сказал Эдион. – Думаю, Рульф ждет твоих объяснений.
– Эдион, я могу сходить в башню и принести тебе еды, – предложил Гарель.
– Не помешает, – ответил Эдион, не поворачиваясь к отцу.
Аэлина поднялась на ноги. Все это время она смотрела на Эдиона, затем тихо сказала:
– Прости.
Эдион чувствовал ее искренность, но промолчал.
Лисандра застонала, и стон пробрал его до костей. Все остальные перестали для него существовать.
Аэлина ушла, не сказав больше ни слова.
Лев оставался в кустах, невидимый и неслышимый для Волка, который безотрывно следил за своей Лисандрой.
Шел час за часом. Отлив унес с собой всю кровь, очистив воды бухты. Люди Рульфа собрали и отправили на дно останки врагов. Всколыхнуло ли увиденное микенианцев? Пусть с этим разбирается королева. Волка сейчас волновало только состояние Лисандры.
Когда солнце начало клониться к закату, зеленый дракон шевельнулся. Тело наполнилось сиянием и стало уменьшаться в размерах. Исчезали чешуйки, превращаясь в гладкую кожу. Драконья морда сменилась красивым человеческим лицом. Неуклюжие задние конечности вытянулись и стали длинными загорелыми ногами. Лисандра вернула себе человеческий облик, но не могла вернуть одежду и лежала совершенно голая. Едва попытавшись встать, она снова рухнула на песок. Тогда Волк завернул ее в свой плащ и подхватил на руки.
Лисандра не возражала. Вскоре ее глаза опять закрылись, а голова опустилась Волку на грудь. Он медленно двинулся в сторону деревьев.
Лев по-прежнему не показывался. Он не смел предложить сыну помощь и сказать то, что намеревался. В свои двадцать пять его сын уже сделался легендой, которую станут рассказывать на привалах.
А легенд о событиях этого дня появится немало, и они достигнут таких уголков, где Лев еще не бывал, хотя прожил не одну сотню лет.
Лев молча смотрел, как Волк скрылся за деревьями, унося бездыханную женщину-оборотня.
Ему вдруг подумалось: а будет ли во всех этих легендах сказано хоть одно слово о нем? Захочется ли сыну, чтобы мир узнал, кто его отец? И сочтет он это нужным?
Глава 38
Разговор с Рульфом был недолгим и откровенным.
Аэлина испытывала неодолимое желание хотя бы на пару часов вырваться из этого города, иначе… Она боялась нового взрыва.
«У каждого Ключа есть Замок», – говорила Денна, напоминая о приказе Брэннона. Говорила ее, Аэлины, голосом. И назвала странный титул, отозвавшийся в глубинах души ужасом и пониманием. Однако до полного понимания было далеко. Аэлина продолжала раздумывать над смыслом слов «Обетованная королева».
Аэлина стремительно шла по береговой полосе. Она почти бежала сюда. Ей требовалось успокоить бурление крови, утихомирить лавину мыслей. Рован неслышно двигался следом.
Они оба были на встрече с Рульфом. Больше пиратский король не позвал никого. Встреча происходила все в том же зале таверны, ставшей постоянным напоминанием о погубленном Аэлиной корабле.
– Ты что вообще натворила? – спросил Рульф, едва они вошли.
Аэлина была слишком усталой и слишком раздосадованной своими промахами. Вместо радости победы ею владело отчаяние. Сил на браваду не осталось, и потому она ответила просто и честно:
– Когда ты отмечен Мэлой, бывает, что магическая сила выскальзывает из-под твоей власти.
– Выскальзывает? Мне ваши бредовые разговоры непонятны. А что я видел собственными глазами… Ты как будто рехнулась и вместо вражеских кораблей собиралась спалить мой город.
У Рована хватило выдержки объяснить Рульфу:
– Магия – не меч и не арбалетная стрела. Она – живая стихия. Когда в нее погружаешься, нужно немало усилий, чтобы не забыть, кто ты и что собирался сделать. Моя королева совершила настоящий подвиг, успев совладать с магической силой.
Его слова не произвели на Рульфа никакого впечатления.
– А мне показалось, будто маленькая девчонка взялась играть с силой, которая ей не по зубам. Скажи спасибо принцу: это он выпрыгнул перед тобой и уберег население Бухты Черепов от бойни.
Аэлина закрыла глаза. Она вспомнила кулак, полный лунного огня, и Рована, не позволившего ей разжать пальцы. Когда она открыла глаза, ее шаткая уверенность в правильности своих действий укрепилась и стала похожей на глыбу льда.
– Теперь я расскажу, как все это видится мне. Пиратский король, обитающий в Бухте Черепов, он же потомок давно исчезнувших микенианцев, вошел в союз с молодой и очень могущественной королевой. Настолько могущественной, что она способна уничтожать целые города, если того пожелает. И этот союз сделал тебя неприкосновенным, ибо любой глупец, вздумавший тебе вредить или лишить власти, будет иметь дело со мной. Поэтому я предлагаю бережно сохранить все, что осталось от твоего драгоценного корабля. Твоих людей погибло не так уж много – около десятка. Я не отрицаю своей вины. Их семьи получат от меня щедрую выплату. А дальше… можешь закрыть рот. Я больше не намерена выслушивать твои сетования.
Аэлина повернулась и пошла к двери, уставшая и безмерно злая.
– А хочешь узнать, чем мне пришлось заплатить за магическую карту на ладонях? – вдруг спросил Рульф.
Аэлина остановилась. Рован с непроницаемым лицом смотрел то на нее, то на Рульфа.
– Я и так знаю, – насмешливо ответила Аэлина. – Ты продал душу. Что, угадала?
– Отчасти, – хрипло засмеялся Рульф. – Когда мне было шестнадцать, я плавал на одном из вонючих кораблей. О своем микенианском наследии я и не заикался, иначе стал бы предметом вечных насмешек и издевательств. Еще и поколотить могли.
