* * *
Никита сидел на кухне и пытался набросать на бумаге силуэт Греты. Он поймал себя на том, что до сих пор ему ни разу не приходила в голову мысль «какая у нее грудь?» Может быть, он излечился от детского наваждения? Сейчас достаточно было произнести мысленно ее имя, и он чувствовал, как его охватывает какое-то радостно-лихорадочное беспокойство, похожее на ожидание новогодней ночи в детстве. Грета…
20
Рукопись, которую Симоне надо было отредактировать к концу месяца, уже целых два часа лежала открытой на двадцать девятой странице. Работа не шла. Всякий раз что-то отвлекало ее, и она с готовностью позволяла себе отвлечься. – то подошла к окну посмотреть, что за шум на улице; то решила сначала попить чаю с ванильным сухариком, а потом уже сесть и окунуться в работу; то ей показалось, что скрипнула входная дверь. Пошла проверять. Дверь была закрыта, но в коридоре на комоде она обнаружила целую стопку неразобранных бумаг – рекламных буклетиков и конвертов. Что за беспорядок! Она стала просматривать бумаги. Оказалось – все ненужное, кроме нескольких телефонных счетов, которые она положила в соответствующий ящик, где уже приготовленные к оплате остальные счета ждали своего часа. Затем Симона вернулась к письменному столу. Уселась поудобнее, взяла карандаш, пробежала глазами страницу – где я остановилась? вздохнула. «Надо поработать. Что это я застряла на этой книге, в самом деле». Она начала читать, сделала несколько пометок на полях. «Сейчас восемь. До десяти я прочитаю страниц… хорошо бы страниц тридцать. Может, даже побольше». Через пару строк она опять отвлеклась. «Неужели уже восемь часов! Быстро прошел день. Интересно, а где все? Галюшка сегодня звонила только один раз, да и то днем. И Греты нет. Опять она с этим своим подопечным. Что она с ним так носится? Что в нем особенного? Он, в общем-то конечно, неплохой, даже умненький. Но Галюшка уверяет, что он ей совсем не нравится. Почему, непонятно. Зачем тогда она его сюда привадила? Хотя, что я говорю? Если они дружат…Может, со временем, что-то получится. Он такой тихий, вежливый. Спокойный такой. Может, Грета его потому и взяла под крыло, чтобы не упустить? А то Галка потом одумается, а все – Никиту уже выхватили. Сейчас ведь девицы такие – ушлые. А он скромный». Симона вспомнила, как он появился в их доме. «Хотя держится свободно, не стесняется… он тогда сразу повел себя довольно уверенно. Может, он и не такой уж тихоня. Кто его разберет». Но Грета… прямо совсем его усыновила. Везде с ним, на все выставки. С Галкой вообще перестала ходить, только с этим Никитой. Меня хоть бы раз позвала. Ей даже в голову не придет с сестрой сходить на выставку. А я бы, может, с удовольствием пошла бы. Надо ей все-таки сказать. А то я сижу тут. Не помню уже, когда куда-то из дома выходила. Кроме работы. А они каждый день развлекаются». Симона почувствовала, как ее захлестывает обида. Но что-то в этой обиде было еще – острое, царапающее, нетерпимое. Она встала из-за стола и в раздражении заходила по комнате.
– Нет, в самом деле, – уже вслух говорила Симона. – Что происходит? Почему надо каждый день посещать какие-то выставки, музеи и все такое? Почему нельзя когда-то посидеть спокойно дома? Дома тоже есть дела, между прочим. И где это написано, что везде надо появляться с этим мальчишкой? Она забывает, сколько ей лет! Ей пятьдесят три года! Скоро все будут смеяться, что она всегда таскает за собой двадцатилетнего парня. Тоже мне. Сыночек!
Тут Симона немного опомнилась. «Может, и вправду, она к нему как к сыну относится. Ведь у нее нет детей. Тогда еще как-то понятно». Но через минуту раздражение опять взяло вверх.
«Но он же не сирота. В конце концов, у него родители. Семья, дом. Даже неудобно перед родителями. Ей бы надо с ними познакомиться, поговорить, объяснить. Что, мол, у вас способный сын. Я хочу ему помочь. Развить эти способности. А то она его взяла в оборот. Парень минуты свободной не имеет. Он же молодой. Ему, может, спортом охота заняться. С девочкой погулять. А он должен при Грете состоять. Тоже мне, королева нашлась».
Симона замолчала и в ту же минуту поняла, что дом ожил. Из коридора проникал свет и доносились оживленные голоса и смех. Галя и Грета.
Она вышла в коридор.
– Пришли, наконец?
– Пришли, пришли. А ты с кем?
– Я ни с кем. Одна.
– А мне показалось, что ты с кем-то разговариваешь.
– С кем я могу разговаривать?
– Ну, Симона. Я не знаю. Мало ли с кем. Может, по телефону.
– Да, я разговаривала по телефону.
– А кто звонил?
– Какая разница!
Грета и Галя переглянулись.
– Мам, что-нибудь случилось? – осторожно спросила Галя.
– Нет, ничего не случилось. Все абсолютно в порядке.
– А почему ты такая…
– Какая?
– Ну, не знаю. Вздрюченная.
– Какая я?!
– Симона, скажи, что не так? – вступила Грета. – Тебя что-то вывело из колеи?
– Нет. Просто вместо того, чтобы мне спокойно работать, я должна нервничать, что вы где-то допоздна пропадаете…
– Мам, сейчас еще девяти нет…
– Все равно. Позвонить и сказать – я там-то и там-то, это что, большой труд?
– Но я тебе звонила…
– Это было в два часа дня. А сейчас…
– А я должна каждые полчаса отмечаться? Ты можешь, кстати, сама мне позвонить, если тебе неспокойно.
– Я никогда не знаю, где ты и с кем. Вдруг я тебе помешаю.
– Мам, что за чепуха!
– Галя!
– Нет, ну в самом деле! Что вдруг за приступ деликатности! Притворной! Послушай, мама, если ты позвонишь в неудобный момент, я скажу – мамочка, извини. Я тебе перезвоню чуть позже. И все дела.
– Галюш, мама просто беспокоилась о тебе, – примирительно сказала Грета.
– Не надо ей объяснять, если она сама не понимает, – не приняла протянутую руку Симона.
– Почему же не надо, – пожала плечами Грета. – Просто иначе действительно непонятно, почему ты нас встречаешь в таком настроении. Ведь, наверное, я-то не должна тебе звонить и сообщать, где я?
– Ты – не должна.
Все замолчали.
– А где вы были? – после паузы спросила Симона.
– Мы? Мы были в разных местах.
– Но вы же пришли вместе.
– Мы просто встретились около дома. Случайно.
Симоне показалось, что это не так.
– Не хотите, можете не говорить.
Галя, процедив сквозь зубы «бред какой-то!», быстро прошла в свою комнату и довольно громко закрыла дверь.
– Знаешь, Симона, я пойду тоже к себе, переоденусь. Ты… мы немного остынем и потом поговорим. За чаем. Хорошо?
– Хорошо, – поджав губы, ответила Симона.
